Лето злых духов убумэ

– Ты проделал весь этот путь сюда, ко мне – а не к повивальной бабке или к акушеру, – чтобы спросить об этом? Это значит, смею предположить, что ты уверен в том, будто я могу обладать некими сокровенными знаниями касательно этой материи, недоступными обыкновенной повивальной бабке или врачу?

– Ну, если ты так ставишь вопрос, то нет, я вовсе не ожидаю услышать от тебя что-то особенное. Я просто говорю: предположим, что есть такая женщина, которая не может разрешиться от бремени целых двадцать месяцев… Ее живот должен быть примерно в два раза больше живота обычной беременной, верно? И все же нет никаких признаков, указывающих на то, что скоро наступят роды. Если б это оказалось правдой, разве не было бы это чем-то из ряда вон выходящим? Ты бы не назвал это… странным?

– В этом мире нет ничего странного, Сэкигути-кун[11].

Кёгокудо часто это говорил. Можно сказать, это было его излюбленным выражением. Нет, лучше даже назвать это его девизом. Поняв эти слова буквально, их можно было счесть выражением современного рационализма, но в действительности у Кёгокудо имелась на этот счет своя собственная аргументация, не имевшая ничего общего с привычными представлениями о «рационализме».

От самокрутки в его пальцах уже почти ничего не осталось. Мой друг сделал последнюю глубокую затяжку, недовольно нахмурился и продолжил:

– В этом мире существуют только те вещи, которые должны в нем существовать, и происходят лишь те события, которым суждено произойти. Но, поскольку мы полагаем, что крошечные фрагменты знания и опыта, которыми мы обладаем, позволяют нам охватить всю вселенную, то в тот миг, когда мы сталкиваемся с чем-то за пределами этого опыта – с чем-то, не согласующимся с общепринятой точкой зрения и здравым смыслом, – мы говорим: «О, взгляните, разве это не странно?» – или восклицаем: «О, как это необычно!» Как могут люди, которые не знают даже своей собственной истинной природы и происхождения, утверждать, будто они понимают мир? Ха!

– «Люди» – по всей видимости, под этим словом ты сейчас подразумеваешь меня, – это так. Но разве с моей стороны будет ошибкой назвать то, что я не понимаю, «странным»?

– Я, в общем-то, говорил не о тебе, – пробормотал Кёгокудо. Он протянул руку к вещице, напоминавшей маленькую курильницу или баночку, которая стояла подле пепельницы, поставил ее прямо перед собой, накрыл ладонью и добавил: – Я говорил в общем.

– Ладно, как бы то ни было, – немного обиженно ответил я. – Послушай, я признаю, что хорошо разбираюсь только в тех вещах и явлениях, которые подпадают под категорию, как ты выражаешься, «старомодного здравого смысла». Именно поэтому я пришел сюда, чтобы поговорить с тобой.

– Теперь ты представляешь все так, будто я придерживаюсь каких-то нелепых и абсурдных взглядов или обладаю некой мистической проницательностью… Однако в действительности я гораздо больше привержен здравому смыслу, нежели ты сам. Мне бы не хотелось, чтобы ты понял меня неправильно: я уверен в том, что здравый смысл, общепринятая точка зрения, культура – все эти вещи очень важны. Однако вместе с тем они остаются эффективными инструментами лишь в определенных пределах. Думать, что мы можем использовать их для того, чтобы понять любое явление и объяснить все устройство мироздания, – просто высокомерие.

Я нахмурился.

– Что в моем вопросе пришлось тебе не по душе?

Судя по всему, в тех нескольких словах, которые я успел произнести, Кёгокудо усмотрел нечто, что ему не понравилось. Если это было так, то разговор, на который я рассчитывал, был обречен с самого начала. Когда мой друг обнаруживал тему, которая ему нравилась – даже что-нибудь самое банальное вроде того, как правильно ставить тапочки в туалете[12], – он мог рассуждать об этом целый день; но когда ему попадалась тема, которая была ему не интересна, у него была привычка уводить от нее разговор как можно дальше. Нужно сказать, что в тот день мне было весьма любопытно, в каком направлении он попытается уйти в своих умопостроениях.

– Хм, – фыркнул он. – Давай предположим, просто в качестве предмета для обсуждения, что женщина с подобной аномальной беременностью действительно существует. Итак, логично предположить, что она попала бы на осмотр к врачу. Поскольку случай крайне необычный, то, как только завершилось бы назначенное ей лечение, об этом в той или иной форме появились бы сообщения, и я об этом обязательно узнал бы. Но, к сожалению, мне не известен ни один подобный случай, который был бы описан в медицинской литературе. Возможно, эта женщина все еще проходит лечение и ее доктор решил сообщить эту информацию тебе одному. Подобное сложно представить. Никто не стал бы разглашать конфиденциальную информацию о пациенте незнакомцу, и врачу нет никакого смысла делиться подобными сведениями или консультировать любителя вроде тебя, который не смыслит в медицине ровным счетом ничего. Но, даже если предположить, что он так поступил, ты не пошел бы после этого ко мне. Из всего этого я делаю вывод, что твой информатор – не врач.