Летопись 1. Крылья черного ветра

Что-то новое, чужое, страшное проснулось в душе Короля Мира. Перед этим он был бессилен. Сорвалось, как бешеный зверь с цепи — где его решимость вершить праведный суд? Где беспристрастность непогрешимого судьи? Страх — страх, который он всегда испытывал перед своим братом, страх, который таился в глубине души, вырвался на волю, и внезапная мысль обожгла его. Нет, нет, чудовищно! Невозможно! Но перед этим вторым «я» бессилен был Король Мира. Страх вопил в нем — да! Ты прав — да, да, да! Отдай приказ, сделай это! Не ради себя — что, если кому-нибудь еще придется пережить такое? Ведь ты заботишься не о своем благе — о других! Ты не можешь свершить ничего, противного воле Единого, — мягко шептал страх, — значит, и это Его воля. Можешь ли ты отличить свои мысли от тех, что вложил тебе в сердце Отец? Разве, по сути, они не одно? — увещевал страх. — Вспомни, ты поймешь, такова воля Единого! Вспомни…

— …Слишком уж много ты видишь!

«Слишком много видишь, чудовище, проклятый, Проклятый! Слишком много, ненавистная тварь с жуткими глазами, слишком!»

И последняя преграда, сдерживавшая ненависть Короля Мира, рухнула.

Его вели к чертогам Ауле, когда он увидел Шестерых. И сжалось его сердце: он понимал, что с ними сделают. Он не просил милосердия к ним — слишком хорошо помнил, что было с Эльфами Тьмы. И нечем ему было заплатить за них, хотя готов был отдать всю кровь до капли, чтобы жили — они. Да они и не приняли бы такого дара.

И маленькая Ити произнесла то слово, что означало — приговор для каждого из них:

— Учитель…

Он обернулся — резко, словно его ударили. «Девочка, что ты делаешь? Что ты говоришь?! Ведь это неправда, вы не были моими учениками! Зачем ты? Чему я научил вас?»

И в то бесконечное мгновение в глазах Шестерых он прочел ответ.

«Мы научились видеть», — сказал Золотоокий.

«Мы постигли суть равновесия», — сказал Айо.

«Мы стали творцами», — сказал Охотник.

«Мы познали скорбь и радость мира», — сказала Ити.

«Мы узнали жалость, — сказала Воительница, — мы поняли, что есть что-то дороже жизни».

«Мы изведали цену чести и бесчестья», — сказал Воитель.

«Мы делили с тобой радость творения, — сказали они. — У тебя и у нас один путь. Мы разделим и твою судьбу».

Тулкас зло подтолкнул его в спину. Он отвернулся и медленно пошел вперед. И вздрогнул, когда вслед ему прозвучал ясный и звонкий голос Золотоокого:

— Благодарим за все! Будь благословен, Крылатый!

Эльфы — дети Илуватара. Майяр — народ Валар. Если первые могли заблуждаться, если их судили Эльфы, то с этими было куда серьезнее. Могучие, почти равные Валар… Надо было наказать их примерно, дабы другим неповадно было. Или заставить раскаяться. Как Оссе. Чтобы не осталось в Арде, тем более, в Валиноре, и следа мысли Проклятого. И опустил веки Владыка Судеб. Намо был бессилен спасти их. Страх и ненависть — почти неодолимая сила. И приказал он своим ученикам приготовить ложа, числом шесть, в том покое, где лежал Глашатай…

…И изрек Манве:

— Пусть хозяева заберут своих Майяр и поступят с ними по справедливости, ежели не раскаются они!

— Хозяева? Мы тебе не рабы! — рявкнул Воитель. — Ты сам раб Эру, трус, и других мнишь себе подобными! Да только воля Мелькора посильнее твоей… Король Мира, — с брезгливостью в голосе закончил он.

— Мы выбрали, — тихо и твердо сказал Айо.

— Говоришь, против чести? — издевался Тулкас. — Ну, что ж, я могу тебе предложить честный бой. Одолеешь — свободен и прощен. Ну, как?

Воитель насмешливо смотрел ему в лицо. Честный бой. Тулкас — в кольчуге, со щитом, и он — только с мечом, обнаженный до пояса…

— Я принимаю бой, — спокойно ответил Воитель, и Тулкас, не выдержав его взгляда, отвел глаза.

И бились они в кругу Майяр Тулкаса, и, несмотря на неравный бой, стал одолевать Воитель. Тогда, по едва заметному знаку Тулкаса, один из Майяр взмахнул мечом, целя Воителю в спину, — и тут же сам упал с разрубленной головой — Воительница, вырвав у стражника меч, бросилась к брату.

— Спина к спине! — крикнула она, и два меча взлетели рядом…

— А теперь беги, — сказал Ороме, возвышаясь в седле. — Беги, может, спасешься. Если мои собачки позволят, — усмехнулся он. Псы рвались с поводков. Охотник не двинулся. Лицо его было спокойно и бесстрастно, но под взглядом его животные вдруг начали пятиться и прижимать уши; кони храпели, псы жалобно скулили…

…Так же спокойно и бесстрастно было его лицо, когда ослушника расстреляли из луков…

— Ты ведь знаешь, как карают отступников, — глядя на него сверху вниз, изрек Манве.

— Знаю. Я видел Эльфов Тьмы. — Золотоокий смотрел мимо Короля Мира, куда-то вдаль. Казалось, он видит и сквозь Стену Ночи.

— Так что же? Пойми, ты околдован. Околдован Врагом. Ты не мог видеть тогда ни звезд, ни Солнца. Это — Враг. Признай — и тебе станет легче! — ласково говорила Варда. Сияние лица ее угасло, и с содроганием смотрел Золотоокий на ее прекрасный неживой лик.

— Я видел.