Летопись голодной стали. Ростки зла

Братство, скреплённое узами верности друг другу и честью, долгие лета служило государству силовой опорой и мудрым советником. Чтили авторитет воителей во всех уголках Венерии и за рубежами её. Сила помогала государям в наиболее тяжкие времена, особо проявили себя воители Братства во время Великой войны – последней на нашей памяти с армией нелюдей. Много героев былин вышло именно из Братства по оружию. Однако всему приходит время, и дерево, некогда возвышающееся над горизонтом на могучем стволе, чахнет от паразитов, что с течением лет заполняли его от корней и до самых крон. И нет больше чести у бывших воителей, ставших теперь охотниками за головами и платой.

Ян Белвацкий. «История континента людского»

Луна слабо пробивалась сквозь сгустки чёрных облаков, окутавших ночное небо. Блеклые лучи вяло падали на макушки деревьев, под пышными ветвями которых царил кромешный мрак. Во всём лесу в полночь было не проглядеть дальше своего носа.

Ночь была хмурой, мрачной и безмолвной, таящей в глубине своей, во тьме, неизведанное.

Не дул даже ветер, как будто он боялся заблудиться в непреодолимом мраке, которому не было видно конца и края. Сама природа в эту полночь погрязла в уныние и печаль, а давящая на уши тишина осела ощутимо и плотно на близлежащие окрестности. И не было слышно ничего, кроме слабого потрескивания подброшенного хвороста в маленький костерок под одной из ветвистых громад здешнего леса.

Мелькал во тьме слабый огонёк, нервно дрыгающийся. Языки пламени колебались, хотя и сквозняка не было. Искры маленькими группами вздымались вверх, и уже на уровне макушки головы они растворялись в тёмной небесной бездне.

Конь угрюмо опустил морду, жуя бесцветную траву под своими копытами. Он был привязан к стволу дерева в шаге в стороне от горящего костерка. Нервно махнув хвостом, жеребец поднял голову, всмотрелся куда-то во мрак. Что он увидел там, в тёмной бездне? Что почуял? Это неизвестно. Но после мимолётного пялящего в никуда взгляда он вновь опустил морду, зачерпнул в пасть комок желтоватой травы и начал чавкать.

Наёмник молча ломал веточку за веточкой и кидал её в эпицентр пламени. Откинувшись на толстый и шершавый ствол, он слабо вздохнул, потёр челюсть ладонью в перчатке. Ничего говорить не хотелось, не хотелось нарушать царившее здесь молчание. Мрачное и нагнетающее опасность. Но наёмника это не колыхало, не было в нём ни тревоги, ни страха. Ровно как ничего не было видно за границей вокруг небольшого кострового света.

Была только какая-то неопределимая тоска. Душа упала в холодное море и сердце как-то странно сжималось, не то от сожаления, не то от разочарования. Лицо мужчины выдавало его внутреннее состояние. Без того худое и изнеможённое, оно покрылось мрачными тенями.

Посмотрев сквозь пляшущее пламя, Дункан взглянул на девушку. Та сидела, съёжившись в комочек, обхватив свои колени руками и положив подбородок на предплечья. Её взгляд за всё время не сводился с одной точки. И она молчала с момента их остановки в этом небольшом лесу.

А внутри неё бушевал настоящий шторм. Пережитые события, увиденные кровь и смерти терзали девичье сердце, пронизывая его вилами горечи. Глаза то и дело набухали от подступающей влаги, но Елена держалась, чтобы не заплакать.

А зачем? Не нужно всё держать в себе. Проще разрыдаться здесь, посреди гущи мрачного леса, забиться в истерике. Она это заслужила, она пережила слишком многое за один только вечер. Все несбывшиеся надежды смешались в воронку ужаса, что порушили картину, на которой красовалось её счастливое будущее. И когда та свалилась на пол, изуродованная жестокостью людей, показалось на её месте голое небытие, шершавое и серое.

Прежней жизни больше не будет. Жестоко убит её отец за столом, убит самым мерзопакостным методом – он был отравлен. Отравлен теми, кого он позвал в свой очаг, кто воспользовался его радушием. И среди них была родная кровь…

Его брат приложил к этому руку. Ярген держал окровавленный кинжал в руке. Когда Елену уволакивали прочь с места воцарившегося безумия, она видела кровь на его руках. И кровь была пролита жестоко.

Она запомнила эту картину отчётливо. И даже сейчас, глядя на пламя, голубые глаза девушки, влажные глаза, проматывали её снова и снова.