Летописцы Победы

Шаг за шагом наши солдаты выбивали гитлеровцев из Вильнюса. Наконец дождливым утром вражеский гарнизон начал сдаваться в плен. Мы шли по городу, когда в нем еще рвались мины. Здания горели. Проходя по узким улочкам, Эренбург припоминал памятные места: тут учился Адам Мицкевич; там Петр Первый служил молебен по случаю победы над Карлом XII; в городе когда-то располагались наполеоновские гренадеры — и какой-то памятничек, напоминавший о том, тоже промелькнул сквозь сетку дождя…

В освобождении Вильнюса активное участие принимала и 184-я стрелковая дивизия генерала Б. Б. Городовикова. В числе ее отличившихся воинов нам назвали комсомольца Виктора Закаблука.

— Заметьте, пожалуйста, это имя, — попросил Эренбург.

Дело в том, что во время бесед с людьми, происходившими каждый фронтовой день, он почти не делал никаких записей. Иной раз наносил два-три слова на клочок бумаги или на папиросную коробку. Да такими закорючками, что, по словам писателя, для их расшифровки понадобились бы криминалисты-графологи. В нашей поездке на нескольких специально отведенных листах своего блокнота я кое-что помечал и для Ильи Григорьевича. На сей раз ему чем-то понравилась фамилия Закаблук.

И, надо сказать, понравилась правильно! Прошло немного времени, и в одной из корреспонденций, переданных нашими краснозвездовцами в редакцию, фамилия эта промелькнула вновь, а затем была опубликована и фотография группы воинов, первыми вышедших на государственную границу с Германией. На правом фланге — Виктор Закаблук. Показав снимок Илье Григорьевичу, пришедшему в редакцию, чтобы «выстукать» на машинке очередные сто — сто двадцать строк, добавил подробность: Виктор Закаблук получил письмо от отца Михаила Никифоровича, сражавшегося на 2-м Украинском фронте. В солдатском «треугольничке» говорилось, что еще весною старший Закаблук преодолевал пограничную реку Прут.

— Выходит, оба — отец и сын Закаблуки, — заметил Эренбург, — направились освобождать Европу…

Берлинский салют

Многие фронтовики помнят, наверное, как, находясь где-либо в войсковых тылах — в резерве или на переформировании, — с большим теплым чувством смотрели привезенный походной кинопередвижкой фильм «Машенька». Рассказанная в нем незамысловатая история вспыхнувшей в боевой обстановке чистой и светлой любви двух молодых сердец была близка душам воинов, опаленных пожарищами войны. Автор сценария этой картины, удостоенной Государственной премии, кинодраматург Евгений Габрилович всю Великую Отечественную провел в войсках действующей армии в качестве специального корреспондента «Красной звезды». Мне довелось не раз бывать с ним на фронте в дни битвы на Курской дуге и в Крыму, вместе писать очерки о героях боев на Перекопе и Сиваше, под Симферополем и Ялтой, вместе работать над сценарием художественного фильма о летчиках-асах и, наконец, в одном журналистском расчете пережить все перипетии завершающего войну сражения — за Берлин.

Итак, апрель победного сорок пятого года. В соединениях 1-го Белорусского фронта немало краснозвездовцев. Но редакция решила усилить свой тамошний корреспондентский отряд еще и нашим журналистским экипажем. В Москве, откуда мы с Габриловичем выехали на «виллисе», еще лежал снег, а тут, на берегах Одера, зазеленели травы, начали распускаться почкн придорожных деревьев. Было тепло и солнечно. Пришла наконец-то весна нашей Победы.

Одним из первых крупных городов, которыми овладели войска 1-го Белорусского на берлинском направлении, был Франкфурт-на-Одере. Решили сначала побывать в нем, отправить корреспонденцию в редакцию, а затем направиться и в Берлин, на окраинах которого уже завязались бои.

Улицы Франкфурта перерыты окопами, перегорожены баррикадами, сооруженными из бревен, земли и цемента. Все подходы к зданиям густо заминированы, опутаны колючей проволокой. Кое-где раздавались выстрелы. На стенах домов надписи: «Не отступать!», «Солдат, шаг назад — твоя смерть!» Но, несмотря на эти геббельсовские призывы, подкрепленные эсэсовскими заслонами, в частях, оборонявших Франкфурт, царило другое настроение. Один из наших саперных офицеров, руководивший разминированием, показал листок, найденный в доме, где размещалась вражеская рота. Это — рукописное обращение. Габрилович, читая его вслух, перевел такие слова: «Солдаты! На черта проливать кровь и торчать в этом доме, когда все пошло прахом? Русские уже подошли к Берлину. Нас загнали в бутылку, и мы сдохнем тут, если у нас не хватит мозгов, чтобы сдаться в плен. Наш взвод решил поступить именно так. Если вы не сумасшедшие — следуйте за нами. Обер-ефрейтор».