Читаем Льётся лунный свет полностью

В его холостяцкую «гостинку» теперь редко кто заходит. Даже из заводских приятелей. Одичал Василий и замкнулся. После смены по обыкновению – кружка пива, телевизор, горячая ванна, сон – и снова на завод. А ведь когда-то интересовался и премьерами в театре, в кино, читал запоем, назначал свидания красоткам. И куда все делось, где все потерялось.

– Поступать-то я собираюсь в строительный, – объявил гордо Ленька, – хотелось все подробно разузнать про этот институт.

– Не советую.

– Почему?

– Ты знаешь, какой там вступительный взнос? – раздраженно вопрошал Харизмов. – Даже если вы зарежете свой скот и продадите – все равно не хватит.

Парень удивленно посмотрел на дядю чистыми глазами. «Копия Сережки, – подумал Василий, – такой же был наивный до ужаса и доверчивый». Его младший брат преподавал в Клюевской школе историю. Однажды поздним осенним вечером он увидел, как через школьное окно выносится компьютер, попробовал остановить воришек – получил смертельный удар ножом в живот.

– Послушай, Лень, мне завтра вставать рано, – ласково сказал Василий, – надо бы укладываться спать.

– Конечно, – спохватился парень. – Можно, я тут у вас приберу немножко?

Харизмов лишь пожал плечами и полез в чуланчик за раскладушкой. На часах половина первого ночи. В это время Василий, как водится, уже крепко спал.

– Лень, оставь ты это дело! А? Не трогай там ничего, – пытался он остановить племянника.

Но тот упорно мел на кухне, чистил, драил. Василий извертелся весь на раскладушке, пока ждал его. Наконец все стихло.

Дядя Вась, давайте я на раскладушке.

– Нет уж, ты мой гость.

Парень послушно растянулся на диване. Харизмов уже начал засыпать, когда его заставил вздрогнуть истошный женский крик. А доносился он из коридора.

– Что это? – поднял голову Ленька.

Не обращай внимания, обычные разборки, – буркнул Василий и повернулся на другой бок.

– Может быть, там помощь требуется?

– Да там пьянчуги несусветные живут, наркоши. Да ну их к лешему.

– Все равно…не ожидал от вас …

Ленька решительно вскочил с дивана. «Налетит на нож как батька, – подумал ему в след Харизмов. – Чего не имется. Молодой, горячий». Крики и возня в коридоре усилились, но Василий только ежился. А когда все затихло – замер в ожидании племянника. Ленька вошел молча. Лег не раздеваясь.

– Лень, чего там было-то?

– 

Да ничего.

– Обиделся?

– Да ну вас…как бирюк живете, заперлись от всех. Никого вы не любите.

– Сынок, спокойной ночи.

– Беспокойной.

Харизмов недовольно хмыкнул, но через минуту уже крепко спал. Проснулся же от пронзительного пиликанья электронных часов. Диван был пуст и аккуратно заправлен.

– Леня! Сынок! Ты где? Куда от меня спрятался? Сынок! – растерянно выдохнул Василий.

Он нехотя поднялся, заглянул на кухню, в ванну.

Никого. Племянник убежал, не попрощавшись. А ведь собирался до Рождества погостить. «Ну и ладно, – с горечью подумал Харизмов. – Бирюк так бирюк. Почему же я должен кого-то любить? А меня-то разве кто-то любит? Новый год вот один встречал…»


4. СТРАХ

Андрон Алисов, сорокалетний черноглазый увалень, стоял с сеткой яблок и жал что есть силы на все кнопки звонков. Наконец за общей дверью послышалось шарканье тапочек и знакомый густой бас.

– Андрон, это ты?

– Нет, налоговая инспекция, – облегчённо вздохнув, пошутил Алисов. – Полковник Тарасов.

Бас принадлежал певчему церковного хора, пузатому, нелепому, как сорок тысяч братьев, Руслану Мамаеву.

– Что это у вас подъезд как будто вымер?

– А ты разве ничего не знаешь? – спрашивал приятеля, тараща глаза, Руслан.

– С дачи еду.

– Тут такие дела, тут такие дела.

Из своей крохотной комнаты в допотопном чепчике и белой ночной рубашке до пят испуганно выглянула мама Руслана – маленькая близорукая Зинаида Модестовна. Она сердито фыркнула:

– Ты кому ещё открыл дверь?

Андрон расплылся в искренней улыбке:

– Добрый вечер, тётя Зина.

– Какая же я тебе, тётя?

– Это же наш Андрон! – восторженно воскликнул Мамаев.– Лучший клавишник всех времён и народов.

Зинаида Модестовна решительно закрылась.

– Проходи, не обращай на неё внимания.

– Может быть, я не вовремя?

В ответ Мамаев принялся взахлёб рассказывать. Оказалось, утром был застрелен известный в городе банкир Игнат Гайдаров, живший в соседнем подъезде. Единственный выстрел прозвучал в тот момент, когда Игнат Цукеримович обернулся, чтобы по привычке помахать жене ручкой. От полученного в грудь свинца он скончался не приходя в сознание в машине «скорой помощи».

– Остались годовалые близняшки и красавица жена, – печально произнёс Руслан. – Так жалко их.

– Нас бы кто с тобой пожалел! – раздался из-за двери пронзительный голос Зинаиды Модестовны.

Предположительно, стреляли с крыши или с верхних этажей. Мамаевы живут на восьмом. Поэтому и к ним уже несколько раз наведывались кинологи, милиционеры, «омоновцы».

– А я как обычно вышел на балкон, чтобы распеться, – продолжал лепетать, учащённо мигая глазами, Руслан, – только рот открыл, а тут…Господи, спаси и сохрани…Хлопки – чпок, чпок…

– Болтал бы ты поменьше, Руслик, – шипела бдительная мама, – ведь жучки-паучки нам повсюду поставили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза