На берегу ни огонька, даже в господском доме на холме. Невероятная, непостижимая тишина — наши осторожные шаги по палубе кажутся мне грохотом. Невилл возится с якорем, Рон устремляется вперед к капитанскому мостику, держа палочку наготове. Сыр в мышеловке так красиво поблескивает масляными боками…
А я… я просто глубоко вдыхаю и даю магии Корабля поглотить меня. Я чувствую его сейчас от верхушек мачт до темной глубины трюма, грозно замершие пушки, натянутые канаты. И его силу, своевольную, равнодушную к добру и злу, но так любящую ветер, свободу, огромные неоглядные пространства — воды ли, воздуха ли… И еще я ощущаю смутную угрозу, я различаю ее как темные сгустки чужой силы, затаившиеся совсем рядом с нам — возле борта в паре шагов от меня, на капитанском мостике, на корме. Но вот крикнуть об этом бегущему вперед Рону я уже не успеваю — меня сбивают с ног, чья-то ладонь грубо зажимает мне рот, я пытаюсь вырваться, но тут же получаю тычок под ребра, а потом грузное тело наваливается на меня, бросая лицом на доски палубы. И тот, кто поймал меня, все никак не желает уняться, продолжая молча наносить удары. Я не знаю, что происходит с Роном и Невиллом, но, судя по тому, как сотрясается палуба от падения довольно тяжелого тела, дела у них тоже идут неважно.
- Гаденыш, — подает голос тот, кто поймал меня, и мне кажется, это Августус Руквуд. — Ну, теперь-то, будь покоен, тебя никто не спасет.
- Августус! Мы всех взяли. Прекрати его бить!
Я по-прежнему ничего не вижу, так как Руквуд крепко прижимает меня к палубе, но я не могу ошибиться — этот голос принадлежит старшему Нотту. Звук шагов рядом с моей головой, я обретаю свободу, поднимаюсь на ноги. Сэр Энтони смотрит на меня, не произнося ни слова. Он крепко держит Невилла, приставив палочку ему к горлу. И мне становится даже смешно — как будто мы на пятом курсе и вновь в отделе Тайн. И нас вновь поймали, только вот уже нет практически никого из тех, кто когда-то пришел нам на помощь. Интересно, был ли там в тот день сэр Энтони?
Малфой толкает впереди себя Рона, рыжий только и успевает бросить на меня виноватый взгляд. А позади них, невозмутимый и как всегда насмешливый капитан Довилль.
- Мы и не думали, что вы трое продержитесь так долго, Поттер! С вашими-то талантами!
- Так это была ловушка, Мой Лорд?
В его лице практически ничего не меняется, он только чуть встряхивает головой — старая привычка, отмечаю я, его волосы давно не падают ему на лоб сальными прядями, а вот этот жест из моего детства остался. И он вновь поймал Поттера и его друзей на месте преступления, только теперь, похоже, потребует для них более серьезного наказания, чем исключение из школы. И я уверен, ему не по вкусу то, как я обращаюсь к нему.
- А Вы думали, мы столь беспечны, Поттер? Вы полагали, что Вашим приятелям можно, как в старые добрые времена, залезть в мою каюту, взять там карты и сонное зелье, после этого опоить охрану и похитить Корабль? Вы верите в сказки, Поттер?
- Вы бы еще про шкуру бумсланга вспомнили, — почему-то весело отвечаю я и понимаю, что мне не страшно.
- Что ж, господа, — Малфой, как всегда, обходителен, — пожалуйте в тюрьму.
- Свяжи их, Энтони, — небрежно бросает Довилль, но я замечаю, как непроизвольно дергаются губы Нотта старшего.
Однако он выполняет приказ. Еще одна маленькая свершившаяся месть, не правда ли, капитан? За то, что сэр Энтони посмел стать мне другом. За то, что Тео и Драко открыто вступились за меня. За то, что эти люди просто были рядом со мной…
И когда они подводят Корабль ближе к берегу, и на пристань ложится трап, я слышу, как сэр Энтони, теперь конвоирующий меня, тихо шепчет мне в спину:
- Что ты наделал, сынок…
Я молчу. На этот раз мне нечего ему сказать.
24. Ночь перед казнью
Здание тюрьмы, небольшое приземистое на совесть сколоченное строение, замыкает плац с левой стороны. Когда мы подходим к нему, и Руквуд, приторно и одновременно хищно осклабившись, гостеприимно распахивает перед нами дверь, я думаю о том, что всего-то в нескольких метрах отсюда начинается дорожка, ведущая к таверне, И опять, как и тогда, когда Кингсли арестовывал нас на выходе из Аврората, меня охватывает ощущение нереальности происходящего. Мне вновь кажется, что это какое-то наваждение, что ничего не было, что сейчас я сделаю еще несколько шагов и окажусь под ставшим уже столь привычным и, да, вполне гостеприимным кровом таверны, задую свечу, завернусь в плед и засну, чтобы наутро быть разбуженным осторожным стуком в дверь или окриком Вудсворда — в зависимости от того, кто возьмет на себя труд будить меня.