Летучий корабль

Когда она уходит, мы с рыжим еще некоторое время жуем, с некоторым недоверием поглядывая на предложенную нам экзотику.

- Ну, только подумай, — говорит Рон наконец, — папайя, гуава, карамбола… Охренеть!

14. Кодекс пиратской этики

Видимо, среди зелий, выпитых Роном после нашего экзотического обеда, опять было сонное, потому что через несколько минут после ухода Лиз я замечаю, что, хотя рыжий явно настроен поговорить со мной, он все чаще прикрывает глаза, на пару секунд, не больше, и все ниже сползает на подушке.

- Спи давай, — видя его мучения, не выдерживаю я, — еще наговоримся. Пока не заметно, чтоб у нас здесь была насыщенная программа.

И он практически мгновенно засыпает, что для него является наилучшим вариантом — не будет изводить себя совершенно ненужными сейчас мыслями о ставшей окончательно недосягаемой Гермионе, любви и предательстве или своей несчастливой судьбе. Мне кажется, он еще даже не задумывался о самом главном — о том, что же нам теперь делать. Хотя, вероятно, и мне не стоит чрезмерно ломать себе над этим голову — нас пока никто не притесняет, выбора никакого не предоставляет, даже не торопится допрашивать как бывших авроров. Я очень далек от мысли о том, что мы с Роном можем представлять для пиратов хоть какой-то интерес с точки зрения новой информации. И тому есть ряд совершенно очевидных причин: во-первых, мы были всего лишь стажерами Аврората, и нас никто не подпускал к действительно стоящей информации (ну, если бы мы сами не были столь любопытны, могли бы до сих пор старательно подшивать в папочки очередные документы), во-вторых, я столько всего успел рассказать сэру Энтони, сидя в Азкабане, что он, с его явно лучшими, чем у меня, способностями к анализу ситуации, знает едва ли не больше нас с Роном о ходе расследования. Ну и в-третьих — после нападения на Азкабан я окончательно перестал в этом сомневаться — у пиратов есть свой человек в Министерстве, вероятно, даже не один — иначе подобный налет просто был бы невозможен. Потому что для его совершения необходимо иметь довольно ясное представление о том, как устроена тюрьма изнутри, как она охраняется, где расположены камеры. Но тот, кто их информировал, в то же время не мог быть высокопоставленным служащим Аврората — в противном случае наличие потайной двери на верхней площадке, откуда их все же смогли атаковать авроры, не явилось бы для нападавших полной неожиданностью. В общем, наша с Роном ценность как источников информации практически равна нулю. Пиратским капитанам, безусловно, очень интересно послушать, как мы опрашивали старушек и рылись в газетных подшивках. И все же я решаю про себя, что если Малфой и Довилль станут спрашивать меня хоть о чем-то, я им ничего говорить не буду. Просто из принципа. Довилль у нас легилимент? Не беда — в тот момент я свято верю, что нас неплохо учили ментальной магии и оклюменции в школе Авроров, так что я найду, что ему противопоставить, если он надумает, как некогда в Хогвартсе, покопаться в моих мыслях. Что сказать, бывший аврор Поттер вновь готов совершить подвиг, теперь, правда, совершенно непонятно, во имя чего.

Я еще некоторое время сижу на кровати, даже ловлю себя на том, что беззаботно болтаю ногами (!), что совершенно несолидно для человека, только что решившего даже под пытками не выдавать коллег, с легкой душой упрятавших его в тюрьму, думаю, чем бы мне заняться, так как не вижу ни малейшей возможности найти себе хоть какое-то применение в этом замкнутом пространстве с двумя кроватями и шкафом. Можно, конечно, смотреть в окно на пляж и пальмы (меня хватает минут на пять), можно покурить (еще минуты две), можно попробовать высунуться на крыльцо, где нас стережет Тео. Но он делает страшное лицо, одними глазами показывая мне на несколько фигур, снующих в отдалении, и я, подобно моллюску, вынужден вновь ретироваться в свою раковину. Так что я обречен на полнейшее безделье, мне остается только созерцать мирно спящего Рона и умиляться, что я и делаю.