Лев Африканский

Обычно такая несдержанная на язык, Сара с трудом выдавливала из себя слова, настолько велик был охвативший ее страх. „Это тебя твоя книга так напугала?“ — „Есть кое-что еще. Сегодня утром я узнала, что один из моих племянников был заживо сожжен на костре в Ла Гуардиа, недалеко от Толедо, в числе десяти других евреев. Их обвинили в занятиях черной магией, похищении христианского ребенка и его распятии, на манер Иссы. Инквизиторам не удалось ничего доказать, они не смогли ни назвать имя якобы убитого ребенка, ни представить его труп, ни даже установить с полной достоверностью факт пропажи ребенка, но под пытками водой и на дыбе Юссеф и его друзья признались во всем, что от них требовали“. — „Думаешь, такое возможно и в Гранаде?“ Сара одарила меня взглядом, в котором сквозила ненависть. Мне было непонятно, что ее так обидело, но видя, что с ней творилось, я сочла за лучшее извиниться. Но не успела. „Когда этот город будет взят, как ты думаешь, будут ли ваши земли, дома и золото менее вожделенными, чем наши? Пощадят ли вашу веру больше, чем нашу? Думаешь, пламя костра действует на нас иначе, чем на вас? Мы в Гранаде словно на одном ковчеге, вместе плыли, вместе идти ко дну. Завтра, на пути в изгнание…“

Поняв, что зашла слишком далеко, она прикусила язык и, чтобы смягчить свой выпад, обняла меня и принялась рыдать у меня на плече. От нее исходил запах мускуса. Я на нее не злилась, поскольку те же самые картины, что страшили ее, представали и моему воображению, как во сне, так и наяву, и мы были сестрами, сиротами одного и того же агонизирующего города.

Так мы горевали до тех пор, пока не послышались шаги твоего отца, вернувшегося домой. Я тотчас попросила его подняться, утерла глаза и щеки подолом платья, а Сара набросила на лицо покрывало. У Мохаммеда отчего-то были красные глаза, но я сделала вид, что не заметила этого, чтобы не ставить его в неловкое положение. „Сара принесла одну книгу и хочет, чтобы ты объяснил, что в ней“. Твой отец уже давно ничего не имел против Сары, она чуть не каждый день бывала у нас, и ему нравилось обмениваться с ней новостями, перекидываться парой слов, а иной раз и поддеть ее по поводу тех нелепых нарядов, в которых она расхаживала, от чего она принималась хохотать. Но в тот день ни у него, ни у нее не было охоты смеяться. Он молча взял книгу и сел на пороге комнаты, поджав под себя ноги. Прошло больше часа, он листал страницу за страницей, мы, затаив дыхание, наблюдали за ним. Но вот он захлопнул книгу и задумался, бросив на меня невидящий взгляд. „Твой отец Сулейман когда-то говорил мне, что накануне великих событий появляются книги, подобные этой, в которых предсказывается конец света и делается попытка по движению звезд распознать наказы Всевышнего. Люди тайно передают их друг другу, их чтение успокаивает, так как горе каждого тонет и забывается во всеобщем горе, как капля в море. В этой книге говорится, что твое племя, Сара, должно уйти, не дожидаясь, пока судьба постучится в ваши двери. Как только станет возможно, бери детей и уходи“. Сара в знак скорби приоткрыла лицо. „Но куда?“ Это был не столько вопрос, сколько крик отчаяния. Твой отец, полистав книгу, ответил: „Этот человек указывает на Италию или оттоманскую сторону, но можно ведь отправиться и в Магриб, за море, что гораздо ближе. Мы тоже поплывем туда“. Он положил книгу и вышел, больше не взглянув на нас.

Никогда еще твой отец не говорил об изгнании, отъезде, мне хотелось расспросить его, узнать, к чему готовиться, но я не смела, а он сам заговорил об этом снова всего лишь раз, на следующий день, когда тихонько шепнул мне не обсуждать этого при Варде».

В последующие дни пушки молчали; на Гранаду по-прежнему падал снег, выстилая ее улицы безукоризненным покровом, казалось, навсегда. Не велось боевых действий, и лишь детские крики оживляли город, которому так хотелось, чтобы время забыло о нем! Но время было неумолимо: 1492 год от Р.Х. начался в последний день месяца сафар 897 года Хиджры. Перед самой зарей в нашу дверь стали барабанить. Мать проснулась и кликнула отца, который эту ночь провел у Варды. Он пошел открывать. Посланцы султана приказали ему седлать лошадь и следовать за ними и несколькими десятками горожан, среди которых находились и безбородые юнцы. Улица была светла от снега. Мохаммед вернулся в дом, потеплее оделся и в сопровождении двух солдат направился в конюшню за домом. Стоя в проеме двери и держа меня полусонного на руках, мать попыталась узнать, куда уводят ее мужа. Из-за ее плеча выглядывала Варда. Ей ответили, что визирь ал-Мюлих составил список лиц, коих желал срочно видеть, и прибавили: ей нечего бояться. Отец тоже как мог успокоил ее.