Лев мисс Мэри

Ружьеносец Бати стоял у нас за спиной, держа наготове карабин, а я, присев, начал горизонтальный обстрел корневых лабиринтов патронами с мелкой дробью, ведя помповик слева направо. На пятом выстреле леопард яростно зарычал. Рык донесся из глубины зарослей, чуть левее крови на листьях.

— Ты его видишь? — спросил я Нгуи.

— Хапана.

Я перезарядил помповое ружье и быстро дважды выстрелил в ту сторону, откуда услышал рычание. Леопард вновь зарычал и затем кашлянул два раза.

— Пига ту, — сказал я Нгуи, и он выстрелил в том же направлении.

Леопард зарычал еще раз, и теперь уже Нгуи сказал: «Пига ту».

Я дважды выстрелил на рык.

— Я его вижу, — шепнул ружьеносец Бати. Мы встали, и Нгуи тоже увидел его, а я по-прежнему нет.

— Пига ту, - прошептал я.

— Хапана, — ответил он. — Квенда ква чуи.

И мы снова вошли в заросли, но на этот раз Нгуи знал, куда идти. Мы продвинулись только на ярд и уткнулись в небольшой земляной бугор, из которого торчали корни. Мы пробирались на корточках, и Нгуи подсказывал мне, куда двигаться, слегка дотрагиваясь то до левой, то до правой ноги. Наконец я разглядел ухо леопарда и пятнышки на шее и плече. Я выстрелил ему в шею, туда, где она переходила в плечи, и тут же выстрелил еще раз; рыка не последовало, и мы, так же на корточках, выбрались из зарослей. Я перезарядил ружье, мы быстро обогнули островок с западной стороны и подошли к машине.

— Амекуфа, — заверил меня Чейро. — Мзури мкубва сана.

— Амекуфа, — подтвердил Мутока.

Они оба сумели разглядеть леопарда, а я нет. Они вышли из машины, мы снова направились в заросли, и я велел Чейро держаться в стороне с копьем наготове. Но он покачал головой: «Нет, он мертв, бвана. Я видел, как он умер».

Я прикрывал Нгуи помповиком, пока он прорубал себе путь, снося большим ножом с широким лезвием корни и кусты, словно это наш враг или все наши враги, а потом он и ружьеносец Бати вытащили леопарда, и мы вместе забросили его в кузов. Леопард был хорош, пусть не больше того, что убил Мейито, но мы охотились на него по всем правилам, и весело, как подобает братьям, без белых охотников, егерей и следопытов, и к тому же его приговорили к смерти за бессмысленное убийство коз, принадлежащих камба, и все мы принадлежали к этому племени и умирали от жажды.

***

Жестяные крыши Лойтокитока блестели на солнце, и, подъехав ближе, мы увидели эвкалипты и строго спланированную уЛицу, укрытую тенью и осененную британским могуществом, которая вела к небольшому форту, тюрьме и ухоженным домикам, где могли отдохнуть отправлявшие британское правосудие чиновники и ведающие бумажной работой клерки, если у них не хватало средств вернуться на родину. Мы не собирались нарушать их покоя, хотя тем самым лишили себя прекрасного зрелища: садов с декоративными каменными горками и бегущего по искусственному руслу порожистого ручейка, который ниже по течению превращался в реку.

В «Универсальном магазине Бенгхи» толпились горячие и ничего не покупающие ванаваке племени масаи, а чуть выше по улице их оброгаченные мужья пили привезенный из Южной Африки херес «Голден джип», держа в одной руке копье, а в другой бутылку. Оброгаченные, они стояли на одной ноге или на двух, и я знал, где они собираются, и прошел по правой стороне узкой тенистой улицы, стараясь не привлекать к себе внимания, заглянул в бар масаи, где сказал всем: «Соба», — пожал несколько холодных рук и вышел, ничего не выпив. Пройдя восемь шагов вправо, я свернул к мистеру Сингху. Мы обнялись, и я сначала пожал, а потом поцеловал руку миссис Сингх, что всегда доставляло ей большое удовольствие, поскольку она была из племени туркана[73], а я здорово научился целовать ручки, и это действо напомнило мне о вояже в Париж, о котором она никогда не слышала, но могла бы украсить его. Потом я послал за боем-переводчиком из миссии, и он, войдя, снял свои миссионерские ботинки и отдал их одному из многочисленных боев мистера Сингха, всегда в опрятных тюрбанах и ядовито вежливых.

— Как поживаете, мистер Сингх? — спросил я через переводчика.

— Неплохо. На данный момент. Торгую потихоньку.

— А очаровательная мадам Сингх?

— Через четыре месяца должна родить.

— Felicidades[74]. — И я снова поцеловал ее ручку, только теперь в стиле Альварито Каро, тогда маркиза Вильямайора, города, который мы некогда заняли, но вынуждены были оставить...

— Что скажете, мистер Сингх?

— Ровным счетом ничего, — ответил мистер Сингх. — Разве что в зале вас поджидает некий сомнительный субъект.

— Кто такой?

— Один из ваших многочисленных братьев масаи. Его жена путалась с кем-то из ваших людей, если вам это интересно.

— Нисколечко, — ответил я, и мистер Сингх остался доволен. Мы оба понимали, что в наших интересах давно уже следовало бы разобраться с этим типом.

Мы чокнулись, допили этот достойный напиток, и я прошел в торговый зал, где стоял, опираясь одной рукой на не знавшее еще крови копье, а в другой держа бутылку «Таскера», крепко сбитый, с избытком охры на теле масаи, которому перевалило за тридцать два, а он все еще носил спадающий на глаза головной убор морани.