Лев правосудия

— Зачем строить догадки? Возможно, это был не тот мужчина, о котором я говорю. Надеюсь, что это был не он.

Снизу из монастыря послышался звон колоколов. Брат Джанни вздрогнул.

— Уже поздно! Мне нужно быть в церкви. Если заметят, что я отсутствую, я должен буду объяснять… Опять.

Он бросил меня на том месте, где мы остановились, и бегом пустился вниз по тропинке, даже задрал свою белую рясу, чтобы было удобнее пробираться по камням и скакать через лужи. Пару раз мелькнули его серые спортивные штаны под полами облачения, и он исчез за кустами на повороте.

Я тоже повернула назад. Несмотря на все тревоги, звон колоколов навевал покой. Вот уже несколько столетий этот звук неизменно раздается в долине. Люди рождались и умирали, и это будет продолжаться и впредь. Кто-то сейчас тосковал по босому мужчине; возможно, извещение о его смерти уже получено и в шестичасовой мессе зажгли свечу в его память.

Услышав рядом с тропинкой какое-то недовольное бурчание, я очнулась от своих мыслей. Брат Джанни, пробегая мимо, разбудил индюка, который сейчас изливал на меня свою досаду. Хорошо, что он был за оградой.

Издали я видела, как брат Джанни вбегает во двор монастыря. В последний момент он приостановился, едва не врезавшись в вереницу монахов, направляющихся к церкви. Я пошла вниз, дверь церкви на мгновение скрылась за деревом. Во всяком случае, брат Джанни успел на вечернюю службу. Звон колоколов смолк, сменившись песнопением. Оно доносилось сквозь каменную стену, но было удивительно хорошо слышно. Правда, латинские слова я не могла различить. Может, в монастырь Сан-Антимо отбирали монахов на основании их певческих способностей?

Когда я снова очутилась на церковном дворе, вечерня шла уже полным ходом. На парковке, кроме моего «пунто» и потрепанного серого фургона, больше автомобилей не было, территория монастыря считалась закрытой для посетителей. Я тем не менее осталась дожидаться брата Джанни, хотя не знала, сколько продлится служба. В Академии частной охраны в Куинсе мы посещали богослужения различных религиозных общин, которые, являясь массовыми мероприятиями, могли подвергнуться нападению. Мне вспомнилось, как преподаватель академии Майк Вирту безнадежно покачал головой, не обнаружив запасного выхода в бруклинской ортодоксальной синагоге. Майк хотел заставить своих учеников осознать, что опасность поджидает со всех сторон, что не существует настолько святых или безобидных мест, где не могли бы напасть. Одним из наших практических заданий была разработка плана по обеспечению безопасности ближайшего детского дома, и нам пришлось действовать в реальной ситуации, когда на него напал какой-то религиозный фанатик, считавший ВИЧ-инфицированных сирот посланцами дьявола. Служащие позвонили в Академию частной охраны раньше, чем в полицию, одного из наших студентов, калифорнийца Руди, полиция ранила в руку. Фанатик получил пулю прямо между глаз из другого полицейского оружия. Еще вспомнилась маленькая чернокожая девочка, которую я старалась успокоить, когда все закончилось. Она плакала, на меня попали ее слюнки, и я думала, передается ли СПИД через слюну. От этого воспоминания мне до сих пор было стыдно. Потом я дважды проходила тест на СПИД, оба раза результат был отрицательным. Однако Майк Вирту был прав: безопасных мест не существует.

Итак, я не знала, как долго продлится молебен, но осталась ждать брата Джанни. Посторонние не допускались к церковным церемониям, они были предназначены только для братии. Что случилось бы, если бы я все же вошла в церковь? Мое присутствие осквернило бы ее? А может, дверь запирали для надежности.

Я расположилась на газоне возле покрытого брусчаткой церковного двора как могла удобнее. Пение монахов послышалось снова. Когда я закрыла глаза, мне пришло на ум, что звуковой фон мог принадлежать какому угодно времени: церковное песнопение, писк ласточек, шелест ветра в траве. Но затем сверху из деревни раздался звук заводящегося мотоцикла, который на мгновение заглушил пение. Я лежала прямо на траве; она уже выросла до такой степени, что прекрасно смягчала жесткость земли. Предыдущей ночью я спала урывками, поэтому сейчас пребывала на грани сна и бодрствования. В мыслях попеременно всплывали то лицо Давида, то голые ноги убитого мужчины. Я едва не заснула и очнулась, когда церковные колокола снова начали звонить. Открыв глаза, я увидела, как мимо белым пятном проплывает толпа монахов, выходящих из церкви. Я вскочила, поясницу прорезала боль: не следовало лежать на холодной весенней земле.

Либо брат Джанни не заметил меня, либо у монахов было правило не разговаривать сразу после вечерней службы. Однако я успела подбежать к нему до того, как он ступил в ворота монастыря, и уцепилась за краешек его рясы. Остальные монахи пытались не показать своего любопытства, но это им не удалось.

— Брат Джанни, мы не закончили разговор!

Джанни обернулся, в его глазах явственно промелькнул гнев.