Лев пробуждается

— Я отдал такой приказ! — воскликнул казначей тонким, чуть ли не писклявым голосом. — Я приказал!

— А разве вы здесь командуете? — кротко возразил де Варенн.

— Командовал, когда вы еще спали, попусту растрачивая полдня сражения! — взревел Крессингем, и люди протестующе зароптали.

— Поосторожнее, — пробормотал кто-то.

— В самом деле, — сурово согласился де Варенн. — Я жду от вас должного почтения, казначей. Помните свое место.

Крессингем сунул свой крупный широкий лик чуть ли не в негодующе дрогнувшую бороду графа Суррейского. Трясущиеся щеки казначея лоснились от пота, ручейками сбегавшего вдоль брылей сливового цвета.

— Мое место, — буркнул он, — позаботиться, дабы вы исполнили требование короля. Мое место — заставить сие войско, собранное громадной ценой, исполнить положенную работу, уничтожив мятежное шотландское отребье. Мое место — растолковать королю, отчего это граф Суррейский вроде бы вознамерился не свершать сего, не потратив всю казну. Коли вы желаете занять мое место пред ликом самого короля, государь мой граф, — пожалуйста, милости прошу.

Он умолк, пыхтя, как случающийся бык; окружающие ждали, наблюдая за графом Суррейским, на миг прикрывшим глаза от жаркого дуновения дыхания Крессингема.

Ему хотелось осадить этого жирного выскочку резкой отповедью, но он понимал, что казначей прав; король желает, чтобы дело было сделано как можно быстрее и дешевле, и меньше всего на свете де Варенну хотелось оказаться лицом к лицу с грозным исполином Эдуардом Плантагенетом, держа в одной руке чудовищный счет, а в другой — поражение. Собрав себя по кусочку из лохмотьев, де Варенн повернулся к шотландцам.

— Как видите, сэр Ричард, — елейным тоном провозгласил он, — клерк-крючкотворец не разрешает промедления. Боюсь, вашу победоносную стратегию придется отринуть в пользу сокрушительного разноса Крессингема.

Потом обернулся к казначею, широко распахнув водянистые глаза и приподняв белые брови, будто в изумлении, что тот еще присутствует, и вяло махнул ладонью:

— Можете выступать через реку.

* * *

Хэл стоял слева от небольшой пикейной баталии. Передние ряды занимали воины в толстых стеганых поддоспешниках с заклепками и в железных шлемах, а задние пестрели непокрытыми головами и босыми ногами дрожащих, угрюмых людей в бурых и серых одеждах.

В сотне шагов перед ним вытянулась длинная, рассеянная цепочка лучников прямо по фронту влево и вправо. Насколько Хэл знал, их всего-то сотни четыре, так что выглядела она как длинная, бесплотная нить.

Послышались крики; мимо пронесся всадник. От копыт коня во все стороны летели комья земли, так что все принялись осыпать его проклятьями. Он весело помахал, крича что-то в ответ, но ветер унес слова, и всадник скрылся, размахивая мечом.

— Быкорогая, полобрюхая задница, — рыкнул Сим.

Но конник был просто глашатаем Уоллеса и Мори. Хэл увидел кавалькаду, синие стяги с белыми крестами, а потом большого красно-золотого вздыбленного льва в окружении белых звезд Мори по синему полю. Уоллес, увидел Хэл, облачился в рыцарское платье и гербовую накидку, красную с белым львом. Он тоже ехал на боевом коне, прекрасно знакомом Хэлу. Тот только рот разинул, а Сим расхохотался.

— Святый Христе на небеси, графиня одолжила Уоллесу вашего здоровенного мерина.

Балиус, лоснящийся и выгнувший шею дугой, скакал с курбетами перед ревущими баталиями, неся что-то кричащего Уоллеса. Когда он поравнялся с Хэлом, тот четко расслышал его слова — мимолетное замечание, брошенное могучим исполином с высоко воздетым мечом, едущим вдоль рядов с ухмыляющимся Мори и рассеянной группкой хоругвеносцев следом.

«Хвостатые псы».

В качестве вдохновляющей речи, подумал Хэл, это, пожалуй, не дотягивает до упований летописцев, и позже они что-нибудь приврут. Ободрения ждут шесть тысяч человек. Какую-нибудь воодушевляющую речь о свободе услышат не больше сотни, а повторять ее ad infinitum[60] попросту нет времени.

На сей раз сойдут и «хвостатые псы», повторяемые вдоль рядов всю дорогу. Косматая, скверно вооруженная орда, половина которой дрожит от страха и лихорадки, большинство босиком и с голыми задницами, потому что недуг испражняет их внутренности по ляжкам, вскидывала руки в воздух и ревела ему в ответ.

«Хвостатые псы», — с восторгом орали они в ответ общепринятое оскорбление англичан, и простой люд верит, что сие — справедливое наказание Божие этой расе за их участие в убийстве святого Томаса Бекета; издевки шотландцев безотказно доводят англичан до белого каления.

Хэл подался вперед, чтобы сквозь частокол приветственно раскачивающихся пик поглядеть туда, где нога за ногу стоял отец, опершись на бердыш с развевающимся вымпелом, украшенным иззубренным синим крестом. Свой старый побитый щит со вздыбленным петухом Сьентклеров — даже более старый, чем дрожащий крест, — он наполовину закинул за спину.