Никакого кровавого восстания в Ясной не произошло, Толстой успокоился на рассмотрении вопроса с точки зрения теоретической. В ночь на 13 августа он занес в дневник: «La propriété c'est le vol[407]
останется больше истиной, чем истина английской конституции, до тех пор, пока будет существовать род людской. Это истинаЗа три дня до того, как была сделана эта запись, 10 августа 1865 года, обличитель земельной собственности выгодно приобрел у своего соседа Бибикова 28 десятин земли в деревне Телятники – всего за 280 рублей. Он испытывал одинаковое удовольствие от мечтаний о том времени, когда луга, поля и леса станут всеобщим достоянием, и от возможности скакать верхом по полям, которые станут принадлежать ему. Упрочивать свое материальное положение, вздыхая о всеобщем равенстве, так свойственно современному человеку! Главное – время от времени чувствовать себя виноватым. И вне связи с предыдущими соображениями Толстой вдруг записывает, что каждый человек обманывает по двадцать раз на дню.
Когда ему надоедало размышлять обо всем этом, любовался женой, детьми, свояченицей и чувствовал себя помолодевшим. Тоненькая Таня, с искрящимися глазами, черными курчавыми волосами, большим подвижным ртом, была душой семьи. Смешного слова, выразительного ее взгляда достаточно было, чтобы смягчить сестру или вызвать у Льва Николаевича столь шедшую ему улыбку. Вечерами она пела, аккомпанируя себе на фортепьяно. Фет, очарованный чистотой ее голоса, посвятил ей впоследствии стихотворение: «Сияла ночь. Луной был полон сад».
Толстой часто уводил Таню на прогулку в лес или верхом, оставляя дома грустную Соню. Он наслаждался обществом этого юного существа, но писатель не дремал в нем – и не упускал случая расспросить ее о юношеских увлечениях, кузеном Александром Кузминским, Анатолем Шостаком. Так, сама того не ведая, она становилась Наташей Ростовой, Анатоль Шостак – Анатолем Курагиным, с которым хотела сбежать Наташа.
Соня была недовольна этими прогулками: «На Таню сердита, она втирается слишком в жизнь Левочки, – замечает она 3 мая 1865 года. – В Никольское, на охоту, верхом, пешком. Вчера прорвалась в первый раз ревность. Нынче от нее больно. Я ей уступаю лошадь и считаю это хорошо с моей стороны, к себе всегда снисходителен слишком. Они на тяге в лесу одни. Мне приходит в голову бог знает что».
Но Соню должно было успокаивать то, что, восхищаясь ее Левочкой, Таня влюблена была в его брата, Сергея Николаевича. Ей было только девятнадцать, ему – тридцать девять, но он был не лишен обаяния – слегка потрепанный жизнью, беспечно элегантный, голубоглазый. Про него говорили, что много повидал, да и сам он любил повздыхать, что в жизни много есть хорошего, помимо пения соловьев, любви, лунного света и музыки. Таня находила его обворожительным. Их влюбленность продолжалась два года, и, несмотря на разницу в возрасте, Берсы не прочь были, чтобы их младшая дочь тоже вышла за Толстого. Соня страстно одобряла этот план, думая то ли о счастье сестры, то ли о собственном спокойствии. И принялась устраивать свадьбу. Заинтересованные лица, поощряемые ею, подчинились. «Третьего дня все решилось у Тани с Сережей, – записывает она в дневнике 9 июня. – Они женятся. Весело на них смотреть, а на ее счастие я радуюсь больше, чем когда-то радовалась своему… Свадьба через 20 дней или больше…» После месяца переговоров и совещаний, поцелуев, мечтаний на балконе и планов на будущее грянул гром, и Соня в ярости поверяла дневнику: «Ничего не сделалось. Сережа обманул Таню. Он поступил как самый подлый человек… Все, что я буду в состоянии мстить ему, я буду стараться».