Лев Толстой

За четыре года работы над «Анной Карениной» (1873–1877) Толстой вложил в это произведение все волновавшие его тогда вопросы, а потому романист частенько уступает место эссеисту, течение рассказа приостанавливается, чтобы дать автору возможность высказать свое мнение касательно сельского хозяйства, воспитания детей, психологических и физиологических аспектов взаимоотношений между людьми. В мире, где живут Левин и Анна, как и в том, где живет Толстой, обсуждают иллюстрации Доре к Библии, романы Золя и Додэ, физические теории, Спенсера и Шопенгауэра, профсоюзы рабочих. Здесь читают газеты и яростно спорят по поводу обязательной военной службы. Можно сказать, что роман стал для Льва Николаевича своеобразным «Дневником писателя», и сам он признает двенадцать лет спустя в письме к Русанову, что иногда ему все еще хочется писать, в особенности роман наподобие «Анны Карениной», в котором он без усилий мог бы вывести все то, что сам смог понять и что могло бы стать полезным другим.

Тем не менее в отличие от «Войны и мира», где высказывал свою точку зрения напрямую, в «Анне Карениной» скрывается за персонажами, довольствуясь тем, что наделяет их занимающими его мыслями. Заботясь о беспристрастности, вынужден проявлять заботу и о тех, кто придерживается противоположной точки зрения: Толстой в беседе с друзьями рассказывал о трудностях, с которыми сталкивается в своей работе, и призвался, что четыре раза начинал разговор Левина со священником, так как не в силах был решить, на чьей же он сам стороне. И уверял, что повествование производит гораздо более сильное впечатление, когда непонятно, на чьей стороне автор.

Для него все очевиднее становилась взаимосвязь разных эпизодов, оттеняющих друг друга. Что до развития сюжета, «сцепления мыслей», то тут, по его словам, вообще происходило нечто мистическое. «Одно из очевиднейших доказательств этого для меня было самоубийство Вронского, которое вам понравилось, – пишет он Страхову. – Этого никогда со мной так ясно не бывало. Глава о том, как Вронский принял свою роль после свиданья с мужем, была у меня давно написана. Я стал поправлять ее, и совершенно для меня неожиданно, но несомненно, Вронский стал стреляться. Теперь же для дальнейшего оказывается, что это было органически необходимо».[469]

Писатель говорил близким, что иногда садится за рукопись полный решимости написать что-то, а через некоторое время обнаруживает, что дорога, по которой он движется, стала гораздо шире, произведение «развернулось», как это было, например, с «Анной Карениной».

За эту «развернутость», невероятное количество отступлений, побочных рассуждений строгий судья мог бы упрекнуть Толстого: длинноты в описании деревенской жизни Левина, дискуссии о крепостном праве и освобождении крестьян, о косности мужиков и их нежелании трудиться, о губернской жизни. Но автор знает свое дело, и когда, казалось бы, читатель должен утомиться и бросить роман, он вдруг вновь очаровывает его: сцена покоса, когда все проникнуто солнцем и какой-то языческой радостью, скачки, тайное свидание Анны с сыном, смерть Николая, самоубийство Анны – все это поражает глубиной, точностью, эмоциональной насыщенностью.

Как в «Войне и мире», ощущение истинности происходящего возникает благодаря совпадению психологических наблюдений со счастливо найденными «материальными» деталями. Вернувшись в Петербург после знакомства с Вронским, Анна впервые видит, какие у мужа уши, ее начинает раздражать его манера хрустеть пальцами. В день свадьбы Кити окружающие замечают, что в своем подвенечном платье она не так хороша, как обычно. Измученная ложным положением, в которое поставила себя, уйдя от мужа, Анна берет себе в привычку прищуривать глаза во время разговора. У Облонского обезоруживающая улыбка появляется в самые неожиданные моменты, вызывая симпатию и расположение. Кити, собираясь на бал, с радостью видит в зеркале, как черная бархатка медальона окружила ее шею, и, кажется, слышит, что говорит эта бархатка – «Во всем другом могло еще быть сомненье, но бархатка была прелесть».

Но если сама «технология» письма в «Анне Карениной» и «Войне и мире» одна и та же, то общая тональность этих романов разнится сильно. В «Войне и мире» Толстого занимает историческое столкновение двух народов, в «Анне Карениной» поле зрения суживается, он занят несколькими частными персонажами, проникая в их жизнь и души. Картина теряет размах, приобретая взамен глубину. Теперь эпопея разворачивается не на вольном воздухе, в сознании людей, битвы происходят на уровне чувств, не становясь от этого менее жестокими.