Лев Толстой: Бегство из рая

Когда в феврале 1897 года С.А. собралась поехать в Петербург, чтобы присутствовать на репетиции Танеева, Толстой написал ей из Никольского-Обольяниново:

«Ужасно больно и унизительно стыдно, что чуждый совсем и не нужный и ни в каком смысле не интересный человек руководит нашей жизнью, отравляет последние года или год нашей жизни, унизительно и мучительно, что надо справляться, когда, куда он едет, какие репетиции когда играет».

К маю того же года ревность Л.Н. достигает апогея. Сам он находится в Ясной, жена – в Москве, но она вынуждена поехать к нему, чтобы утишить его злость.

Сразу после ее отъезда в Москву он посылает ей письмо, которое было бы неловко цитировать, учитывая, что написано оно почти семидесятилетним стариком, если бы в письме не было столько молодой поэтической силы.

Он начинает с предупреждения «Читай одна».

«Пробуждение мое и твое появление – одно из самых сильных, испытанных мною, радостных впечатлений; и это в 69 лет от 53-летней женщины… Лето спешит жить – сирень уж бледнеет, липа заготавливает цвет, в глуби сада в густой листве горлинки и иволга, соловей под окнами удивительно музыкальный. И сейчас ночь, яркие, как обмытые, звезды, и после дождя запах сирени и березового листа. Сережа (сын. – П.Б.) приехал в тот вечер, как ты уехала; он постучал под мое окно, и я с радостью воскликнул: „Соня“. Нет, Сережа».

Но не проходит и недели, как Толстой пишет новое, злое и ревнивое письмо, в котором ясно угрожает ей разводом.

В этом письме нет и речи о духовных разногласиях и «непонимании». Всё как раз очень понятно.

Толстой требует прекратить общение с человеком, в котором он видит соперника.

«Твое сближение с Танеевым мне не то что неприятно, но страшно мучительно. Продолжая жить при этих условиях, я отравляю и сокращаю свою жизнь. Вот уже год, что я не могу работать и не живу, но постоянно мучаюсь. Ты это знаешь. Я говорил это тебе и с раздражением, и с мольбами и в последнее время совсем ничего не говорил. Я испробовал всё, и ничего не помогло: сближение продолжается и даже усиливается, и я вижу, что так будет идти до конца».

Он предлагает ей на выбор пять вариантов:

1) прекратить общение с Танеевым. «Ни свиданий, ни писем, ни мальчиков, ни портретов… а полное освобождение»;

2) он уезжает за границу, полностью расставшись с ней;

3) они оба уезжают за границу и живут там до тех пор, пока Танеев не выветрится из ее головы;

4) они продолжают жить по-прежнему, делая вид, что ничего не происходит. Но это для него самое страшное;

5) он попытается изменить свое отношение к увлечению жены и будет ждать естественной развязки. Но едва ли это будет в его силах.

Толстой не отправил письмо и на следующий день уехал к брату Сергею Николаевичу в Пирогово отвести душу. В июле в Ясную Поляну приезжает в гости ничего не подозревающий Танеев. И вот во время его пребывания в Ясной Толстой и пишет то самое знаменитое письмо об уходе, которое обычно цитируют как наиболее ёмкое философское обоснование этого поступка.

«…как индусы под 60 лет уходят в леса, как всякому старому, религиозному человеку хочется последние года своей жизни посвятить Богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису, так и мне, вступая в свой 70-й год, всеми силами души хочется этого спокойствия, уединения и хоть не полного согласия, но не кричащего разногласия своей жизни с верованиями, с своей совестью».