Лев Троцкий

Возвратившись в Койоакан, Троцкий объяснился с Фридой. Любовные отношения были прерваны. По просьбе Льва Фрида возвратила ему его письма. Лев мотивировал свое требование тем, что письма могут оказаться в руках «ГПУ», о чем вскоре Фрида рассказала Жану Хейженоорту, с которым поддерживала дружеские отношения. Хорошо информированный многолетний секретарь Троцкого Хейженоорт писал: «Оба они (Троцкий и Кало. — Г. Ч.) решили отойти друг от друга. Фрида чувствовала, что она привязана к Диего, а Троцкий испытывал те же чувства по отношению к Наталье. В то же время последствия скандала могли быть очень серьезными и зайти слишком далеко».[1408] К словам Хейженоорта можно добавить, что сам он стал любовником Фриды через непродолжительное время после ее разрыва с Троцким.

[1409]

Прекратив интимную связь, бывшие любовники сохранили формальные дружеские отношения. В честь 7 ноября 1937 года Фрида подарила Льву автопортрет (известный под названием «Между портьерами») с надписью «Льву Троцкому с глубокой любовью я посвящаю эту работу». Увы, Лев Давидович к этому времени настолько охладел к Фриде и настолько безразличным было ему и это произведение, и ее искусство, что при переселении из «Голубого дома» он даже не взял его с собой. Позже портрет оказался в одном из музеев Вашингтона.[1410]

Последний раз Троцкий встретился с Фридой Кало в начале января 1939 года перед ее отплытием во Францию с гуманитарной миссией по оказанию помощи беженцам из Испании, где победой генерала Франко завершалась гражданская война.[1411]

Вскоре после Фриды у Троцкого было еще одно недолгое любовное приключение, о котором вскользь упоминает Ж. Хейженоорт, — даже имени секретарь Троцкого не назвал, сказав лишь, что это была также молодая женщина, но адюльтер носил «другой характер».[1412] Видимо, на этот раз речь шла о мимолетном чисто физическом увлечении.

Тем временем, едва высадившись на французский берег, Фрида Кало получила известие, что между ее мужем и Троцким произошел разрыв. Это ее не очень удивило, поскольку еще в предыдущие месяцы между художником и политиком наметилось охлаждение, связанное не с бывшими амурными делами, а с соображениями политического престижа. Дело в том, что Троцкий, взявший на себя обязательство перед президентом Карденасом не вмешиваться во внутренние дела Мексики, в 1937–1938 годах публиковал некоторые статьи с оценкой мексиканских событий за подписью Д. Риверы. Троцкий даже написал текст приветствия, которое Ривера от своего имени направил учредительной конференции IV Интернационала.[1413]

Своего рода подготовкой к этому документу были дискуссии Троцкого, Риверы и приехавшего в апреле 1938 года в Мексику видного французского писателя-сюрреалиста Андре Бретона, который недолгое время поддерживал Троцкого. Собеседники решили написать совместный манифест о задачах революционного искусства. Договорились, что черновик напишет Бретон, но вскоре выяснилось, что талантливый прозаик и поэт в публицистике был не силен. Сначала Троцкий испестрил его текст исправлениями, а затем отбросил его и написал новый документ.[1414] Текст был назван «За свободное революционное искусство!».[1415] В нем содержался призыв к созданию независимой федерации революционных деятелей искусства. Обращают на себя внимание некоторые пассажи, которые звучали неординарно для Троцкого. Он провозглашал: «Если для развития материальных производительных сил революция вынуждена учредить социалистический

режим централизованного плана, то для умственного творчества она должна с самого начала установить и обеспечить анархический режим индивидуальной свободы». Были ли эти и подобные высказывания выражением искреннего поворота Троцкого к свободе взглядов в области художественной культуры или же являлись тактическим ходом, продиктованным общением с выдающимися творцами? Весь строй мышления Троцкого свидетельствует в пользу второго предположения. Манифест был опубликован за подписями Бретона и Риверы (имя Троцкого не упоминалось) во многих печатных органах.[1416]

Постепенно ничего не смысливший в политике Диего начал считать себя экспертом в этой области и, возможно, даже поверил в собственное авторство текстов, которые были написаны действительно опытным политиком. Во всяком случае, Фрида явно уверовала в публицистические способности своего супруга. В одном из ее писем 1938 года говорилось: «Он (Диего. — Г. Ч.) пишет статьи для газет, которые вызывают большой шум, он защищает Четвертый Интернационал изо всех сил и он в восторге, потому что здесь Троцкий».[1417]