Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

В мае 1926 г., после того как безрезультатно завершилась массовая политическая забастовка в Великобритании, являвшаяся выражением солидарности населения со стачкой углекопов, Троцкий подготовил второе издание своей книги (предисловие было датировано 19 мая 1926 г.)[326]. К этому времени уже имелись отзывы критиков и почитателей. Премьер-министр Англии Стенли Болдуин[327] произнес перед консервативной аудиторией в городе Лидсе слова Троцкого, что англичане «должны учиться работать более производительно». «Хотел бы я знать, — продолжал Болдуин, — сколько голосов было бы подано за революцию в Англии, если бы сказать заранее населению, что единственным результатом ее будет необходимость работать более производительно. (

Смех, аплодисменты )»[328].

Остальные отзывы были более академичны. Троцкий поместил во второй выпуск книги статьи известного либерального философа Бертрана Рассела[329]

и одного из руководителей Независимой рабочей партии Великобритании Генри Ноэла Брейлсфорда[330], перепечатанные из британских изданий[331], а также выдержки из статей и рецензий бывшего премьер-министра правительства Великобритании лейбориста Рамзея Макдональда

[332], которому в книге было высказано немало претензий, и других авторов, опубликовавших свое мнение в британских и американских газетах и журналах[333]. Тут же Троцкий дал и свои ответы Расселу и Брейлсфорду. Последнего Троцкий корил за «покровительственное предисловие» к английскому изданию книги и отмечал, что Брейлсфорд маскируется революционной фразой для борьбы против пролетарской революции, защищает демократические иллюзии и парламентский фетишизм. Троцкий весьма резко отвечал на «умеренные порицания» по поводу содержания книги, но был явно польщен теми «неумеренными похвалами», которые были сделаны по поводу литературной формы.

Что касается Рассела, то здесь полемика по существу отсутствовала. Троцкого возмутило высказывание Рассела, что иностранец (Троцкий) не способен понять британские нравы и традиции. «Мистер Бертран Рассел, философ в математике, математик в философии, аристократ в демократии и дилетант в социализме, счел долгом приложить свою руку, не в первый уже раз, к разрушению тлетворных идей, исходящих из Москвы и враждебных англосаксонскому духу»[334]

, — писал Троцкий. При этом его особое негодование вызывали слова Рассела о самом Троцком: «Большинство из нас предпочитает остаться в живых без него, чем умирать с ним»[335].

Уже в книге об Англии немало суждений было высказано о возраставшей после мировой войны мощи Соединенных Штатов и о конкурировавших с Великобританией крупных европейских странах. Руководство Концессионным комитетом не рассматривалось Львом Давидовичем в качестве первостепенной важности государственного занятия, хотя в своем кабинете в бывшей гостинице на Мясницкой улице — крохотном по сравнению с прошлыми обширными резиденциями наркомвоенмора — он подчас принимал иностранных визитеров, вел с ними переговоры о концессиях и нередко подписывал соглашения. Свои представления о концессионной политике и об экономических отношениях с зарубежными странами Троцкий подробно изложил в беседе с германской рабочей делегацией, состоявшей в основном из профсоюзных функционеров, в июле 1925 г.[336] К тому моменту в СССР действовали 103 концессии, производящие продукции на 1 миллион рублей, что было каплей в море по сравнению с общим объемом продукции, поскольку только тяжелая промышленность страны за шесть месяцев 1923–1924 хозяйственного года дала национального продукта на 1,2 миллиарда рублей.

Отмечая незначительный удельный вес концессий в советской экономике, председатель Главконцесскома подчеркивал скромность сферы деятельности, на которую ему пришлось переключиться по решению Политбюро ЦК. В то же время он пытался объяснить столь крохотный объем иностранного капитала в экономике стремлением правительства СССР не допустить хозяйственной зависимости от капиталистического мира. При этом, в чем-то противореча себе, Троцкий признавал, что концессии способствовали преодолению советской технической отсталости. А для того чтобы немецкая делегация не забывала, что беседует не с рядовым советским руководителем, а с автором концепции мировой революции, выражал надежду, что положение скоро изменится, так как рядом с СССР будет находиться не капиталистическая, а социалистическая Германия.