Более осторожно книгу оценивали в коммунистических кругах. Деятели, зависевшие от советских финансовых вливаний, ожидали официальной реакции ВКП(б). Те, кто склонялся к позиции Троцкого или был с ним близок, отнеслись к работе положительно. А. Росмер, например, утверждал, что книга нашла живой отклик в рабочих кругах, представляя собой «серьезное, углубленное, неофициальное исследование последнего кризиса в РКП, написанное человеком, который с 1917 года не переставал бороться за русскую революцию и коммунизм».[944]
Книга Истмена поставила Льва Давидовича в весьма неловкое положение. С одной стороны, он разделял многие из оценок американца, которому сам рассказал немало из того, что в книге было изложено. С другой стороны, он вынужден был соблюдать солидарность с руководством, в которое еще формально входил. Идти на развязывание открытой борьбы в условиях явно неблагоприятной для него расстановки сил он не был готов. Результатом явился целый тур новых уступок и унижений, на которые Лев Давидович пошел во имя сохранения непрочного перемирия с руководством.
Летом 1925 года Сталин занялся разоблачением Троцкого в связи с «завещанием» Ленина и решил использовать для этого появление книги Истмена. Сталин прилагал усилия, чтобы заставить Троцкого обрушиться на Истмена и его книгу с острой критикой. Чуть позже (в конце 1925 года) генсек писал «членам семерки» (именно так были обозначены адресаты, а это означало признание этого фракционного органа): «Меня больше всего интересует то, чтобы определить отношение Троцкого к делу о брошюре Истмена и поставить вопрос об
Преимущество генсека состояло в том, что вопрос о «завещании» оставался в неопределенном состоянии, официально этого термина не существовало, а по поводу ленинского «Письма к съезду» ходили всевозможные версии, распространявшиеся под секретом. Какие слоны вырастают из мух в таких условиях, ясно любому! Сам Истмен не утверждал, что Троцкий передал ему «завещание» Ленина. Он писал, что Троцкий лишь рассказал ему об этом документе.[946]
Иначе говоря, и здесь возникала некая устная версия, которой можно было придать самый неблаговидный смысл.После появления книги Истмена Троцкий проинформировал Политбюро о своих контактах с автором. Он утверждал, что никаких документов Истмену не передавал, но что тот бегло говорит по-русски и у него был широкий круг знакомых среди советских коммунистов.[947]
Прочитав книгу в переводе и распорядившись передать ее экземпляры членам Политбюро,[948]
Сталин созвал 18 июня 1925 года расширенное заседание Политбюро, где обрушился на Троцкого, требуя, чтобы тот объявил книгу клеветнической. Решение требовало от Троцкого «решительно отмежеваться от Истмена и выступить в печати с категорическим опровержением».[949] Такой акт был близок к политическому самоубийству. Троцкий пытался сопротивляться. Он написал два письма Сталину, высказав мнение, что надо быть идиотом или преступником, чтобы поднимать шум вокруг этого «документа».[950] В результате Троцкий написал заявление «По поводу книги Истмена «После смерти Ленина»»,[951] сочтенное Сталиным недостаточно жестким. Бухарин, Зиновьев, Рыков и Сталин (именно в таком порядке шли их подписи) послали Троцкому резкое письмо. Оно утеряно, но содержание можно понять по цитатам в других документах и по ответу Троцкого от 27 июня 1925 года. Сталин и его группа требовали, чтобы Троцкий использовал определения «клеветник», «контрреволюционер» и т. п.Эти определения Троцкий заменил своими. Дескать, книга Истмена «лишена политической ценности», автор подходит к политической жизни в СССР без серьезного критерия, чисто психологически, произведение сооружено им на недостаточном фундаменте. Это были отговорки, которые члены Политбюро сочли недопустимыми.[952]
После долгих и трудных споров Сталин почти полностью добился своей цели.