Левая политика. Предварительные итоги.

Конечно, все вышеперечисленные социально экономические трансформации в Ливии — реальность, не вызывающая удивления. Давление мирового рынка на национальные экономики даже развитых стран сейчас сильно как никогда. Удивление вызывает другое: каким образом Ливия, имея пятимиллионное население и ограниченные ресурсы, смогла в условиях экономической блокады в течение 10 лет не капитулировать перед «глобальными игроками», прежде всего США[34]

. Интерес лидеров стран Евросоюза к Ливии понятен. Рост цен на энергоносители, контроль США над Ираком и зоной Персидского залива являются мощными двигателями межгосударственных отношений. А в силу географических причин ливийская нефть чрезвычайно близка, а следовательно, дешева для Европы. С другой стороны, США, теряя контроль над нефтяными ресурсами Венесуэлы, видимо, не против переориентировать часть нефтедобывающих ТНК на средиземноморский театр. По оценкам ЦРУ, доказанные запасы нефти в Ливии по состоянию на 1 января 2006 года превышали 41 млрд баррелей, а природного газа — 1,4 трлн кубометров. Так или иначе, но отказ Триполи от разработки ОМП стимулировал чрезвычайную дипломатическую активность вокруг Ливии. Сами ливийцы на вопрос о сближении Ливии с Евросоюзом отвечают с некоторой долей наивности: «Так ведь не Каддафи ездит к европейским лидерам, а они к нему»

[35]

. Впрочем, сам Каддафи за последнее время также успел побывать в Бельгии, Франции и Испании.

В начале своей книги А.В. Рясов довольно внятно характеризует современный глобальный капитализм как систему «унилатеральной финансовой ретерриториализации, сосредоточенной вокруг глобальных мегаполисов», при которой «национальные финансовые системы утрачивали последние черты самостоятельности… Новая экономическая ситуация предполагала… создание вертикально структурируемого социума с жёсткой иерархией стран и народов». В этой жёсткой иерархии арабскому миру уготована отнюдь не высокая ступень. Если это верно, то резонно спросить, насколько серьёзны рассуждения автора о ливийском «народном капитализме», который теперь «вместо народного социализма» скрепляет «наполненные новым содержанием» «джамахирийские институты»? Насколько в условиях неолиберальной глобализации правомерна и научна сама постановка вопроса о «народном капитализме» в «одной отдельно взятой стране»? Опыт стран бывшего «советского блока» и многих государств «третьего мира» демонстрирует как раз обратное: принятие неолиберальных рецептов ведёт к немедленной трансформации общественных отношений и vice versa. Возникший после продвижения неолиберального проекта капитализм (как это было в Индонезии, Алжире, бывшем СССР), как правило, ничего не скрепляет, а как раз наоборот, служит фактором дезинтеграции общества. Определённым исключением из правил является опыт Китая, Вьетнама и Кубы. Но опять-таки причиной относительной стабильности этих стран можно признать «дозированное» восприятие современного капитализма, которое правительства пытаются уравновесить как государственным контролем, так и расширением социальных программ.

Представляется, что «устойчивость джамахирийских институтов» в Ливии, вопреки мнению автора, также основана на «дозированном восприятии» неолиберального проекта. Подтверждением этому может служить исследование И.М. Моховой «Западное Средиземноморье: проблемы интеграции» (М., 2005). Эта книга посвящена так называемому евросредиземноморскому партнёрству, то есть созданию в Магрибе и, возможно, в Западной Африке ассоциации государств на правах «младшего партнёра» Евросоюза. Неолиберальные лекала, лежащие в основе этого проекта, исследовательница не только не отрицает, но преподносит как достоинство. В книге достаточно внимания уделено и Ливии. И.М. Мохова бросает немало упрёков М. Каддафи, который, по её мнению, в отличие от руководителей Алжира, Туниса, Марокко и Мавритании, не спешит «из-за собственных политических амбиций» вписываться «в общий интеграционный процесс».