Левая рука тьмы

В свинцовом свете зимнего дня волосы у рулевого и четырех или пяти его спутников отливали червонным золотом.

Наклоняя вперед свои сильные тела, они смеялись и манили его к себе. Он не мог точно разобрать, сколько людей находится в лодке. В какой-то миг одно лицо стало видно совершенно отчетливо — лицо женщины, пристально следившей за ним.

Как завороженный, Фальк остановил свой слайдер и завис над поверхностью воды. Лодка тоже, казалось, перестала двигаться.

— Следуй за нами, — снова позвал мужчина.

На этот раз, узнав язык, Фальк понял его. Это был старый язык Лиги — Галакт. Как и все обитатели Леса, Фальк научился ему с магнитных лент и книг, потому что все документы, сохранившиеся со времен Великой Эры, были записаны на нем, и он служил средством общения людей, говоривших на разных языках. Диалекты, на которых говорили обитатели Леса, также происходили из Галакта, но за тысячи лет очень далеко ушли от него, и теперь языки отдельных Домов сильно отличались друг от друга. Как-то раз к Дому Зоува пришли путешественники с берегов Восточного Леса, говорившие на столь отличном языке, что легче оказалось объясняться с ними при помощи Галакта, и только тогда Фальк услышал его как живой, произносимый человеком, язык. Во всех остальных случаях это был голос звуковых книг или шепот гипнотических лент, раздававшийся в его ушах в темноте долгой зимней ночи или длинного серого вечера. Архаичный, почти иллюзорный язык звучал сейчас совсем по-другому в звонком голосе рулевого.

— Следуй за нами, мы идем в город.

— В какой город?

— В наш собственный, — отозвался рулевой.

Он рассмеялся.

— В город, который радушно встречает путешественников, — отозвался другой со смехом.

Вслед за ним рассмеялись еще несколько человек — звонким чистым смехом.

— Тем, кто не таит против нас злого умысла, нечего нас бояться!

Женщина тоже засмеялась и крикнула:

— Выходи из пустыни, путник, и послушай наши песни.

— Кто вы? — крикнул он.

Дул резкий ветер, река мощно катила свои воды. Лодка и слайдер оставались на своих местах, как бы разочарованно глядя друг на друга, разделенные воздухом и водой.

— Мы — люди!

И сразу исчезло все очарование, как будто его сдул легкий порыв восточного ветерка. Фальк снова испытал то чувство, какое у него было, когда подбитая птица билась в его руках и выкрикивала человеческие слова своим пронзительным нечеловечьим голосом.

Теперь, как и тогда, его пронзил холод, и он, не колеблясь, не раздумывая, прикоснулся к серебристому рычагу управления и послал слайдер на полной скорости вперед.

Хотя теперь ветер дул в его сторону, он не услышал звуков с той стороны, где была лодка, и когда через несколько мгновений, он замедлил ход и оглянулся, лодки он не увидел. На поверхности реки вплоть до самого поворота вдали ничего не было.

После этого Фальк уже больше не предавался шумным играм со слайдером и двигался вперед как можно быстрее и тише. Ночью он не разводил костра, сон его был тревожным.

Но что-то из испытанного им очарования все же осталось. Сладкие голоса говорили о городе, «алона» на древнем языке, и, скользя вниз по реке, один среди пустынных берегов в метре над черной водой, Фальк вслух шептал это слово. «Алона», место человека.

Там собирались вместе неисчислимые толпы людей, не один Дом, а тысячи домов — средоточие башен, стен, окон, улиц и тех открытых мест, где встречались улицы, где были расположены, как об этом говорилось в книгах, дома для торговли. В этих домах производились и продавались самые изощренные творения человеческих рук. Там пролегали правительственные дороги, где сильные мира сего встречались для того, чтобы обсудить свои великие деяния. Там, в этом городе, были огромные поля, с которых корабли стартовали к иным мирам. Разве было на Земле что-нибудь более замечательное, чем эти Места Людей.

Теперь это все давно уже исчезло. Оставался только Эс Тох, обитель Лжи.

Во всем Восточном Лесу не было ни одного города, не было башен из бетона, стекла и стали, наполненных живыми существами, башен, которые бы вздымались над болотами и зарослями ольхи, над кроличьими норами и оленьими тропами, над заброшенными дорогами, обломками полупогребенных развалин.

И все же видение города непрерывно стояло перед глазами Фалька, как память о чем-то таком, чего он никогда не видел. Об этом он судил по силе наваждения, по силе той иллюзии, которая слепо толкала его вперед, на Запад, и ему казалось, что она исходит откуда-то оттуда, из источника, расположенного именно в том направлении.

Шло время, и в один из серых дней перед ним раскрылся во всю ширь новый мир — необозримая гладь вод под обширным небом — место слияния Лесной Реки с Внутренней Рекой. Неудивительно, что он слышал о Внутренней Реке, даже несмотря на глубокое невежество, порожденное сотнями миль расстояния от этой реки до дальних холмов и Домов Восточного Леса. Река была столь грандиозной, что даже Синги не могли утаить ее. Фальк пересек место слияния вод, высадился на западном берегу и впервые на своей памяти очутился вне Леса.