Левиафан

— Зауре не были иллюминатами. Как не были ими Вейсгаупт и Гитлер. Все они, попросту говоря, обманщики. Сначала они обманывали себя, потом других. Настоящие иллюминаты, AA, никогда не занимались политикой, никогда не манипулировали людьми и никогда ничего не добивались путём принуждения. У нас совершенно другие интересы. Делай что хочешь — вот наш закон. Только в последние несколько десятилетий, когда стало казаться, что судьба Земли висит на волоске, мы перешли к прямому действию. Но все равно мы вели себя осторожно, помня о том, что сила и власть портят человека. Мы старались следовать принципу недеяния — увэй, как называют это даосы. Но затем ситуация вышла из-под контроля. События начали развиваться чересчур стремительно… В общем, мы где-то и напортили. Но только потому, что полное бездействие казалось нам синонимом полной катастрофы.

— Ты хочешь сказать, что, занимая какой-то высокий пост в AA, ты проник в ряды лжеиллюминатов и стал одним из Пяти, чтобы уничтожить их изнутри, не прибегая к насилию? И это не сработало?

— Эта работа была столь же успешной, как любая другая деятельность на таком уровне, — мрачно заметил Хагбард. — Основная масса человечества пока по-прежнему жива. И звери в дикой природе пока по-прежнему живы. — Он вздохнул. — Наверное, мне придётся начать с самого начала. Мы никогда не стремились к власти. Наша задача заключалась в том, чтобы рассредоточить власть и сделать людей свободными. В действительности это означает следующее: мы хотели помочь им понять, что они свободны. Все свободны. Раб свободен. Самое страшное оружие — не чума из Лас-Вегаса и не новая ядерная супербомба. Самое страшное оружие существовало всегда. Им владеют все: каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребёнок. Это оружие — способность сказать нет и взять на себя ответственность за последствия. «Страх — это поражение». «Страх смерти — начало рабства». «У тебя нет иного права, кроме права творить свою волю». Гусь в любой момент может разбить бутылку. Чтобы это доказать, Сократ принял цикуту, а Иисус отправился на крест. О том же свидетельствует вся история, рассказывают все мифы, и этому же посвящена вся поэзия. Это у всех на виду, это — всеобщее достояние.

Хагбард снова вздохнул.

— Наш основоположник и вождь, человек, известный из мифологии как Прометей и змий из Эдемского сада…

— О Господи, — воскликнул Джо, подавшись всем телом вперёд. — У меня такое чувство, что ты снова начинаешь меня разыгрывать. Не хочешь же ты сказать, что в основе мифа о Прометее и Книги Бытия лежат подлинные факты…

— Наш вождь, известный как Люцифер и Сатана, — продолжал между тем Хагбард, — а «Люцифер» означает носитель света…

— Знаешь, — перебил его Джо, — я не верю ни единому твоему слову.

— Наш вождь, известный как Прометей, носитель огня, или Люцифер, носитель света, или Кецалькоатль, утренняя звезда, или змий из сада Сета, плохого брата Осириса, или Шайтан-искуситель, — короче говоря, наш вождь раскаялся. — Хагбард вскинул бровь. — Достаточно ли ты заинтригован, чтобы попридержать свой скептицизм, пока я не закончу мысль?

— Раскаялся? — Джо снова сел прямо.

— Ну да. А почему бы нет? — На губах Хагбарда вновь заиграла былая коварная усмешка, которая за последнюю неделю стала большой редкостью. — Если Атлант может расправить плечи, а Телемах — чихнуть, почему Сатана не может раскаяться?

— Продолжай, — сказал Джо. — Это очередной из твоих розыгрышей, но я попался и буду слушать. Хотя я заранее знаю ответ, и он состоит в том, что ответа нет вообще. Ты просто аллегория на саму Вселенную, и любое объяснение твоих побуждений и действий неполно. По прошествии времени всякий раз будет появляться новое, более современное объяснение. Таков мой ответ.

Хагбард расхохотался.

— Очаровательно, — сказал он. — Я должен запомнить, что в следующий раз мне следует попытаться понять самого себя. Разумеется, это справедливо для любого человека. Мы все — аллегории на Вселенную. Мы — разные её лица, с нашей помощью Вселенная пытается понять, что же она такое на самом деле… Но наш основатель и лидер, как я уже сказал, раскаялся. Это тайна, которая никогда не раскрывалась. Статического равновесия во Вселенной нет нигде, и в первую очередь это касается мозгов обладающих сознанием существ. Основное заблуждение всех плохих писателей, — а общеизвестно, что богословы — плохие писатели, — заключается в том, что они создают избитые статичные характеры, которые никогда не меняются. Наш основатель дал людям свет разума и, увидев, как плохо мы его использовали, раскаялся. Все было гораздо сложнее, я даю тебе лишь общую канву. По крайней мере, как я её понимал ещё неделю назад. Тут важно подчеркнуть, что он никогда не стремился ни к власти, ни к разрушению. Это миф…

— Созданный оппозицией, — перебил его Джо. — Верно? Я читал это у Марка Твена, в его оправдании Сатаны.

— Твен был умен, — сказал Хагбард, делая очередной глоток бренди, — но не настолько. Нет, миф не был придуман оппозицией. Его создал сам наш основатель.