Левос

— Год — это двенадцать месяцев. В месяце тридцать или тридцать один день. В дне — двадцать четыре часа. Я учил.

— Ну и сколько твои соплеменники, такие, как ты, живут? В годах.

— Я уже сказать — сколько хотят.

— И сто, и двести годов, лет?

— Конечно.

— А потом умирают?

— Смерти нет. Потом переходят в другую жизнь.

— А вот ты, сколько хочешь прожить?

— Я еще не хочешь. Я потом буду думать, сколько.

8

Я несколько раз начинал писать свою биографию. Потом как-то охладевал к этой идее. И тщательно уничтожал записи.

Хотя, историки, наверное, душу бы продали за такие записи.

Не столько, конечно, за материальные детали прошлого, сколько за эмоциональный фон былых эпох. Материальные нюансы быстро вылетают из памяти. Я, например, уже и не помню, как называется подставка для лучины. Мне проще найти эту инфу в инете: светец — «специальное приспособление, выбивавшееся нижним заострённым концом в чурбак или иную подставку; под лучины ставили сосуд с водой».

А вот менталитет людей, времен лучин, помню живо. Признаться, они тогда мало отличались от животных.

Как, впрочем, и сейчас.

Наверное, с годами мы все становимся мизантропами.

Впрочем, Саша Пушкин осознал это рано.

«Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей; Кто чувствовал, того тревожит Призра́к невозвратимых дней: Тому уж нет очарований. Того змия воспоминаний, Того раскаянье грызет…».

Гений есть гений.

Мы — не гении. Мы просто долгоживущие.

И тщательно стараемся быть незаметными.

Наверное потому, что прокляты уже с рождения.

Легенда о Вечном жиде — отнюдь не легенда, а проекция общественного мнения. Люди даже в воображении ненавидят тех, кто способен жить долго. Я могу их — мотыльков-однодневок — понять, но прощать не намерен. Хотя бы потому, что вынужден прятаться, скрываться, менять маски.

Существование среди короткоживущих действительно напоминает проклятие.

Нас не так уж и много; мы знаем друг о друге, но почти не общаемся. Мы неинтересны друг другу.

9

Для того, чтоб снять жилье, не надо обращаться к риелторам. Для этого в любой стране существуют всезнающие таксисты. Мы с Лео поймали подходящего уже со второй попытки.

Квартирка оказалась милая. Семь комнат, полная обстановка, бассейн в апельсиновом саду, сообщающийся трубами с морем. В общем, небольшая вилла за полторы тысячи долларов в месяц. Теперь я мог это позволить, так как последняя маска пенсионера-дворника не столько снялась, но просто была сорвана с меня явлением мальчика ниоткуда.

Левос опять засел у компьютера — совершенствовал речь и познание нашего мира. Меня же беспокоило совсем другое. Появление загадочного мальчика ИМЕННО У МЕНЯ явно было знаковым. Оставалось выяснить, как обстоит дело у немногочисленных коллег. Для этого не требовалось особой выдумки — почти все мы охотно пользовались интернетом, так как он помогал нам сохранять анонимность, давая возможность общения. А мы, несмотря на свою мизантропичность, в общении нуждались.

Я разослал письма, и вскоре убедился в обоснованности подозрений — у всех появились непонятные дети: мальчики и девочки в возрасте от десяти до двенадцати лет.

Все эти пришельцы проявляли склонность к сексуальным играм со взрослыми, быстро осваивали язык и уклонялись от конкретизации своего явления.

С помощью того же таксиста я уже вышел на местных мошенников и заказал новые документы. Хотя, особой надобности спешить уехать их этой страны не было. Вряд ли из-за той драки нас объявили в специальный розыск. Ленивая и коррумпированная полиция просто ввела данные в компьютер и ожидала, когда старик с ребенком проявятся сами. У медиков, в банке или еще где.

Но я не пользовался стандартными методами общения с государством, при которых требовалось предъявлять удостоверение личности или кредитку. Всюду платил наличными, за здоровье не беспокоился. Вернее, начинал думать, что сложившаяся ситуация требует изменения старческого облика.

Тут необходимо пояснить. Взросление у нас прекращалось где-то в 33 года; наверное именно в этом возрасте полностью завершался цикл созревания. Скорей всего, последующее старение зависело от некоего кода, встроенного в гены. Природе в ее бесконечных экспериментах самопознания требовалась раса человекообразных с быстрой сменой потомства, с искусственно ускоренной эволюцией именно этого вида. Точно так же наши ученые наблюдают изменения при помощи мушек дрозофил или белых мышей. Так что мы — долгоживущие были просто генетическими уродами. Возможно, в других мирах среди разумных и не было такого кода-ограничителя. Или они, дойдя до определенного уровня развития, сами его меняли. Не зря мой таинственный пацан утверждал, что смерти не существует.