Левые психопаты. От якобинцев до движения «Оккупай» (ЛП)

Де Сад был предшественником Франкфуртской школы и гуру Новых левых, которые объединили секс и восстание; синтез Фрейда и Маркса. Его идеи предвосхитили идеи Фрейда и фрейдистских марксистов, таких как Вильгельм Райх, и гуру Новых левых как Маркузе и Фромм. Де Сад объединил секс с революцией, писав в «120 днях Содома»: «Сексуальное удовольствие, я соглашусь, это страсть, которой подчинены все другие, но в которой они все объединяются». Его коммунистическая доктрина, как и доктрина Руссо, это атавистический всплеск во имя «свободы», это восстановление «примитива» под маской возвращения к «природе» во имя «прогресса». Он писал об этом в «Алине и Валькуре». «Мы не более виновны в следовании примитивным импульсам, которые управляют нами, чем Нил виновен в своих наводнениях или море в своих волнах». Де Сад выступал за ниспровержение любой морали во имя «Природы», где цивилизованная сдержанность станет устаревшей так, чтобы хищники, такие как он сам, могли бы свободно преследовать весь мир, так же, как он мучил бедных девушек и оправдывал себя тем, что платил им за это, утверждая, что был защитником «народа» во имя «свободы, равенства, братства». Секс был, таким образом, средством получения власти: «Чего хочет кто-то, когда занят половым актом? Того, чтобы все вокруг вас уделили вам свое чрезвычайное внимание, думали только о вас, заботились только о вас… каждый человек хочет быть тираном, когда он прелюбодействует». Секс и политика стали фундаментом Новых левых приблизительно 180 лет спустя, и все еще называются «прогрессивными». Можно было бы также отметить нарциссическую основу этого комментария де Сада.

В «Философии в будуаре» де Сад осудил «безвкусных моралистов» от имени «Природы». Он назвал девичью честь «абсурдом» и продуктом «опасных оков», навязанных «отвратительной религией» и «слабоумными родителями». Адорно и его команда социологов придумала что-то подобное более ста пятидесяти лет спустя, расценивая такие «репрессивные» отношения как скрытый «фашизм». Во имя «законов природы» оправдывались разрушения и убийства: «Разрушение является одним из главных законов природы, ничто, что разрушает, не может быть преступным… убийство это не разрушение; тот, кто совершает его, делает только изменение формы». Рождение ребенка это бремя, а отнюдь не закон природы. С точки зрения законов природы предпочтительнее отказ от размножения. Даже детоубийство является согласно законам природы правом матери. Де Сад в 1795 году использовал аргументы феминисток и сторонников абортов нашего времени: высмеивая идею, что «эмбрион начинает немедленно созревать, маленькая душа, излучение Бога, прибывает сразу, чтобы оживить его». Согласно де Саду такой ребенок не имеет никакого значения, и никто не должен быть обязан стать матерью или отцом.

Предвосхищая Маркса, де Сад связал религию с роялизмом и призывал к разрушению обоих. Утверждения де Сада, что религия поддерживает монархию, были просто как эхо повторены Марксом в следующем столетии, когда он назвал религию «опиумом для народа». В «свободном, республиканском государстве» останется лишь немного действий, которые будут расцениваться как наказуемые преступления: «есть очень немного преступных деяний в обществе, основы которого — свобода и равенство». Прирост населения должен быть ограничен, и детей можно убивать при рождении, чтобы гарантировать ограничение численности населения. Истребление населения стало важной политикой якобинского режима, также, как и «ампутация гангрены» определенных нежелательных элементов. Де Сад закончил свой либеральнокоммунистический трактат словами: «Я никогда не ем с таким удовольствием, я никогда не сплю так спокойно, как тогда, когда я в течение дня достаточно осквернил себя тем, что наши дураки называют преступлениями».

В 1960-х и 1970-х годах де Сад дал идеологическое вдохновение Новым левым, и его часто цитировали наряду с Маркузе, Че Геварой и Мао Цзэдуном.

10. Жан-Поль Марат

Описанное выше было идеологической атмосферой среди интеллигенции Европы, которая положила начало Французской революции. Как показала британский историк Неста Х. Вебстер, светила ее были как раз теми, кого доктор Нордау описал как маттоидов. Среди самых видных из них был Жан Поль Марат, с которым де Сада связывала особая близость. После того, как Марат был убит, де Сад написал о нем хвалебную речь.

Марат во время якобинского режима едва ли не был причислен к лику «революционных святых», увековечен художником Жаком-Луи Дэвидом на картине «Смерть Марата», и его сердце было забальзамировано. Его наследство также почитали большевики, которые в 1921 году переименовали его именем советский линкор (бывший «Петропавловск»). Улицу в центре Севастополя тоже назвали в честь него (Улица Марата).

Почитаемый якобинцами и большевиками