Левый берег Стикса

— Действие наступает через два, два с половиной часа. Если сказать точнее — от двух до трех часов, в зависимости от времени контакта объекта с бумагой. Будет, конечно, неплохо, если смерть наступит в людном месте, например, в ресторане или в холле гостиницы. Симптомы укажут на сердечный приступ. И даже, если проводить исследование в течение нескольких минут после смерти, то, кроме незначительного количества аллергенов, в крови ничего не найдут.

— Но останется чек, — сказал Краснов.

— Не останется, — сказал Франц и довольно, по-кошачьи прищурившись, улыбнулся, от чего на его пухлых щеках образовались ямочки. — Останется только чистый лист бумаги в конверте банка, который он представляет. Просто чистый лист бумаги. Но это уже технические подробности.

—

Заполни расписку, пожалуйста.

Калинин положил чек обратно, в конверт, и спрятал его во внутренний карман пиджака. Потом перечитал бланк расписки, и, быстро заполнив пустые места, размашисто расписался внизу.

— Дата, — напомнил Костя, — ты не проставил дату.

Калинин поставил на бланке число и протянул расписку Краснову.

— Я надеюсь, — сказал он, — что у тебя хватит рассудительности не пускать в ход эти бумаги. Поверь, в том, что произошло, не было ничего личного. Лично ты, да и все остальные, если брать в целом, были мне симпатичны. Мне жаль, что обстоятельства сложились именно так.

Краснов даже глаза закрыл от ярости, которая ударила его темной тяжелой волной. А в следующую секунду он рванулся вперед, хватая Калинина за лацканы, с одним только желанием, добраться до горла.

— Костя! — заорал Камен не своим голосом. — Прекрати!

Калинин не стушевался и успел оттолкнуть Краснова. Бумаги и дипломат полетели на пол.

Краснов посмотрел на обернувшегося Камена невидящими глазами, потом перевел взгляд на Калинина, застывшего в выжидательной позе. И почувствовал, что сердце прыгает у него в горле горячим, пружинистым комком. Он с усилием расслабил сведенное гримасой лицо.

— Ничего личного, — сдавленно проговорил он. И посмотрел на Калинина так, что тот, невольно, сжался в комок. — Да, у меня хватит рассудочности не пускать бумаги в ход. Пока. До тех пор, пока не возникнет необходимость. Но если она возникнет, а бывает в жизни разное, я вспомню о них. Иногда очень полезно иметь в запасе людей, к которым можно обратиться с просьбой, от исполнения которой они не смогут отказаться.

В салоне было тихо, шум с улицы в него не попадал. Слышно было лишь хриплое дыхание Краснова и звук работающего двигателя, похожий на урчание сытого, спящего кота.

— Лучше уходи, — сказал Краснов. — Дойдешь. Тут уже не далеко. Камен, открой двери, пожалуйста. Наш гость нас покидает.

Лимузин притормозил до полной остановки, замигал огнями «аварийки», и Камен, выйдя из машины, распахнул правую заднюю дверь.

Калинин и Краснов смотрели друг на друга в последний раз. Один с презрением, второй с опаской, за которой скрывалась нешуточная угроза. К счастью, уже не опасная для Кости.

— Это ничего, что я не подам тебе руки, Миша? — спросил Краснов, подавшись вперед. — Мне просто страшно подавать ее будущему руководителю администрации президента. Так что не дожидайся. Иди. Тебя ждут великие дела.

Калинин выбрался из салона, спиной вперед, не отводя глаз от Краснова. Камен статуей застыл рядом с дверцей, не обращая внимания на то, что лимузин перегораживает движение в левом крайнем ряду, и остановившиеся машины уже начали сигналить и мигать фарами, выражая недовольство.

Выйдя, Калинин пригнулся, чтобы не терять Краснова из вида и сказал, не скрывая того, что наслаждается моментом.

— И, последнее, Костя, чтобы не оставлять тебя в неведении. Тоцкого нашли еще вчера. Он и следователь СБУ слетели с Нового моста, в машине. В ночь после ареста. При невыясненных обстоятельствах. Вот так-то, мой старый друг. Так, что теперь остались только ты да я.

Он выждал паузу, наблюдая, как с лица Краснова сходит краска. А потом неожиданно подмигнул. И исчез. Хлопнула дверца. На водительском сидении возник Камен, и уставился на Краснова через зеркальце заднего вида. Машина тронулась с места, вливаясь в поток.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Не знаю, — выдавил из себя Краснов.