Лезвие

Побежала в сторону ванной, а я тем временем бокалы и бутылку из-под шампанского убрал. Ублюдок запросто мог сказать, чтобы в комнату вошла. Проверяет, гнида. Шакалам своим не доверяет, хоть и снуют по коридорам круглосуточно. Как же я его презирал. С черной и лютой ненавистью. Липкой и кровавой. Когда хочется не просто убить, а казнить. Изощренно. Пытая, продлить его агонию. Срезать куски кожи, кровь выпускать по капле, и при этом заставляя в глаза смотреть, иначе выколю, нахрен. Слушать истошные вопли и наслаждаться ими, как самой изысканной классикой.

–       Андрей, что это! - встрепенулся от ее крика, смотря на красные капли на ковре. Это бокал в руке моей треснул и осколки в кожу впились.

–       Да ерунда… мелочи.

Смотрит на меня и в глазах слезы каплями дрожат.

–       Что он тебе сказал?

–       Нет.. .ничего такого… просто… - и вот уже одна слеза катится по щеке, а я вытираю ее большим пальцем. Ярость клокочет, только сейчас не время.

–       Что просто?

–       Я боюсь…

Обнял рывком, к себе прижимая. Конечно боится. И я себя ненавидел сейчас за это.

–       Я знаю, моя девочка. Только это временно. Ты же знаешь, что уже никуда от меня не денешься. Что мне твой отец? Я тебя у самого дьявола отберу… ты же меня знаешь…

–       Знаю… - попыталась улыбнуться, только горечь в глазах ничем не скрыть. - Но я не его боюсь…

Посмотрел на нее внимательно, ни о чем не спрашивая… Ждал, когда продолжит, видел, что мучит ее что-то…

–       Я себя боюсь… того, что чувствую…

–       Что ты чувствуешь, девочка…

–       Я… Хочу, чтобы он умер, - всхлипнула и опять ко мне прижалась. - Понимаешь? По-настоящему… и это ужасно.

У меня от ее слов мороз по коже пробежал и дышать вдруг трудно стало. Потому что я слишком хорошо понимал, о чем она говорит. Так, словно самого себя увидел много лет назад. Ненависть к тому, кого считал родным. Не просто злость, а искреннее желание смерти. В такие моменты мы перестаем быть собой. Теми, кем привыкли себя считать, словно отказываясь от того, что делает нас человеком. Выпуская на поверхность неизвестную часть себя. И она испугалась этого. Добрая, хорошая девочка хочет убить того, кому обязана жизнью. С этим сложно смириться даже несмотря на все страдания, которые он принес ей. Гуманность, чувство долга, желание быть на стороне добра… а второй конец каната тянет на себя готовность устранить любого, кто стоит на твоем пути.

–       Это нормально. Поверь, я знаю, что говорю. Ты ошибаешься лишь в одном. Ты намного лучше, чем сейчас могла о себе подумать…

–       Да уж… а ведь не зря говорят про яблоко и яблоню… - отшутиться пытается. Ирония с примесью отчаяния.

–       В твоем случае действует другая поговорка, Александра…

–       И какая же?

–       С кем поведешься…

Улыбнулась наконец-то. Хоть такая, но передышка. И на душе одновременно и камень, и облегчение. С ней всегда вот так. Швыряет из стороны в сторону и никогда не знаешь, когда в очередной раз на повороте занесет.

–       Так вот, кто виноват в моей…

–       М-м-м? - смотрю вопросительно и чувствую, как заводиться начинаю от ее хитрой ухмылки.

–       В чем, в твоей?

–       В моей испорченности…

Подхватил за ягодицы, а она ногами меня оплела и, не отрывая взгляда, продолжает, каждое слово немного растягивая. - А-я-яй, Ваше Графство… а как же моральные устои, кодексы и прочие эти Ваши замашки?

–       Нахрен все! - поддерживая ее одной рукой, а второй стаскивая с головы полотенце и пояс от халата. - Тут еще разобраться надо, кто кого испортил.

–       Рада стараться, - и, обхватив мое лицо руками, провела кончиком языка по губам, - и требую продолжения...

***

Мы виделись каждый день. Они колесили из города в город, и каждый раз нужно было придумывать новые способы, как проникнуть к ней в номер. То через персонал, подкупая или запугивая. То в «маски-шоу» участвовать, играя МЧСника, который кота истеричной бабушки с дерева стаскивает, как раз у той стены, где окна номера Александры. Рисковали. Каждый раз - как прыжок в пропасть. Убеждал себя, что было бы разумнее дождаться последнего пункта маршрута и сделать все по моему плану, только от желания видеть ее все мое благоразумие отправлялось по известному дальнему маршруту. У нас слишком много «нет» и «нельзя», и я готов был выдирать у судьбы каждое «да». Потому что завтра может и не быть. Это не пессимизм, это то, что я и подобные мне давно приняли, как должное.

После концертов она мчалась в отель, потому что знала, что я буду ее ждать. Хоть и признавалась потом, что каждый раз тряслась перед тем, как дверь открыть. Руки ватными становились и не слушались, чтобы ручку повернуть. От страха, что в этот раз меня там не окажется. Радость и предвкушение вперемешку с ужасом, что надежда может разбиться вдребезги. Дикий коктейль эмоций… вот что было нашим миром.