Лезвие бритвы

Океан, тропически ленивый и жаркий, медленно вздымавший крупные пологие волны, качал яхту в сонной влажной истоме и в слепяще знойные дни, и в ночи, сверкающие звездами в небе и светящимися животными в воде. Все участники «Гваданьо» большую часть времени проводили в ленивой дремоте, простертые на палубе под тентом, поднимаясь лишь для того, чтобы добыть из холодильника пиво или облить друг друга забортной водой, не дававшей прохлады распаренным телам. Старый капитан и Сандра объединились в распивании горячего мате – парагвайского чая. Запас его старый моряк всегда возил с собой, находя наилучшим этот способ борьбы с жарой и бесконечным потением. Действительно, оба «парагвайца» были бодрее всех и, когда уставали созерцать море, часами играли в «ма-цзян» – сложнейшее китайское домино. Хуже всего жара действовала на Иво – в нем накипало раздражение против всего света. Затея с экспедицией казалась ему пустой и опасной, компаньоны – неинтересными и недостаточно уважительными к нему – хозяину яхты, оплачивавшему путешествие всей компании. Когда Чезаре, выйдя из апатии, захотел рисовать Сандру, то получил резкий отказ – не от нее, а от Иво. Лейтенант, продолжавший состоять рыцарем при Сандре, тоже получил однажды грубое замечание киноартиста, и только его военная дисциплинированность помогла избегнуть ссоры. Сандра стала избегать Иво и льнула к капитану Каллегари, опекавшему ее с добродушной нежностью.

На пятые сутки плавания пересекли экватор. Прошло еще тридцать тягучих часов угнетающей духоты, монотонного стука дизелей и отупляющего безделья. Внезапно, будто волшебным мановением, море утратило свой слепящий металлический блеск, а небо – недобрый оттенок свинцового марева. Чистый и глубокий небосвод раскинул бесконечную даль над лазурным океаном, а с юга задул ветер, крепчавший с каждым часом. Было еще не время для постоянных юго-восточных ветров мыса Доброй Надежды, но и этот ветер явился отголоском могучей циркуляции атмосферы вокруг Антарктического материка.

После застойного зноя казалось, что ветер несет знобящий холод, хотя термометр не опускался ниже двадцати градусов. Куртки, свитеры и брюки сменили прежние до предела облегченные одеяния.

Волнение усиливалось. Яхта металась, то взлетая над затуманившимся горизонтом, то падая в темные шумящие провалы.

К ночи ветер продолжал дуть с тем же раздражающе упорным постоянством и достиг почти ураганной силы. На яхту стали наваливаться гигантские волны. Капитан спустился в машинное отделение, встреченный тревожными взглядами обоих дизелистов, и распорядился идти на одной машине, держа вторую в готовности.

Каллегари огляделся. Как всегда, вид корабельной машины вселял в него силы для предстоящей борьбы с морем. Длинные серые тела дизель-моторов, наглухо закрытые щитками, ничем не выдавали бешеной скачки поршней и вращения коленчатых валов. Только глухой гул под ногами, сотрясение всего корабля да еще голубоватый угарный дымок, плававший над переплетом трубок и проводов. Пульты с циферблатами тахометров, масляных манометров и указателей температуры освещались матовыми лампочками, желтоватый свет которых казался по-домашнему спокойным в контрасте с яростным воем ветра в вентиляторах и сокрушительным грохотом волн за тонкими бортами.

Каллегари вздохнул и поднялся по внутреннему трапу в каютный проход, бесшумно шагая по толстому ковру между стенками полированного амарантового дерева. Серебристый свет широких плафонов подчеркивал роскошь отделки, может быть, уместную для гигантского лайнера, но здесь, на борющейся с океаном маленькой яхте, показавшуюся старому моряку вызывающей и наглой.

Сандра и Леа стояли у дверей своей каюты внешне спокойные. Широко раскрытые тревожные глаза их тронули капитана. Все мужчины, за исключением Флайяно, находились на местах по штормовому расписанию.

– Можно с вами, капитан? – робко попросила Сандра.

– Пойдемте в рубку! – согласился капитан. – Только держитесь за меня, и так крепко, как еще ни за что не держались в жизни!

Капитан вывел их на крышу каютной надстройки, передняя часть которой была занята верхним мостиком, из легких металлических трубок. От рева ветра и грома моря у девушек подогнулись колени. Слабые блики красного и зеленого света от бортовых фонарей метались по стенам черной воды, встававшим вокруг судна. Длинные хвосты пены неслись поверх фонарей, а над ними мутный мачтовый огонь поднимался в беспросветное небо, будто взывая о помощи, и, не получая ее, валился вниз, изнемогая и отказавшись от борьбы, а палуба жутко уходила из-под ног, падая под вздымавшийся навстречу исполинский вал…

На резиновых решетках мостика стоял лейтенант, вцепившись в поручни. Капитан Каллегари, крепко обхватив талии девушек, подтащил их к поручням и перевел дыхание.

– Прикройте меня, капитан! – закричал лейтенант.