Лезвие бритвы (илл.: Н.Гришин)

— В таких городках жили протоиндийцы и подданные Александра Македонского. Наверное, это чувство связи с прошлыми веками и есть странность города. У нас в Калабрии или Апулии есть такие места. На мысе или плато над морем стоят развалины античного храма, всего шесть-семь колонн, кое-где прикрытых плитами фронтона. Сухая и жесткая трава грустно шелестит под ветром, так же как и тысячи лет назад. Наедине с беспредельным морем, облаками, горячим светом солнца приходит чувство, что все это родное, близкое, мое. И я сама принадлежу этой бесконечности прошлого и грядущего, сошедшихся на тонкой грани, и эта грань — я. Иначе не умею объяснить. А потом — пройдешь совсем немного, и рядом шоссе с бешено мчащимися машинами. Где-то в высоте ревет большой самолет. Тогда несколько минут смотришь на все это со стороны, как будто пришел из другого мира, и все такое четкое, запоминающееся, свежее.

— Сандра, я знаю это чувство, — сказала Леа, — помните, мы проехали Суратгарх, государственное хозяйство на земле орошенной пустыни. Тракторы будто боевые слоны, фонтаны водяных брызг из этих вертящихся поливалок, запах свежей зелени! И ведь всего пять лет, как русские взялись помочь сделать это хозяйство!

— Да, взяли и отрезали кусок пустыни. И стала земля как сад!

— Ладно, переживаний у нас в этом путешествии хватит на всю жизнь. Мы, кажется, начали обсуждать, что делать дальше.

— Наш практический опекун и босс сахиб Пирелли не велит вдаваться в лирику, — рассмеялась Леа, — давайте о деле. Я здорова, как… как тигр!

— Положим — тигрица!

— Что ж, титул неплох! — Леа, сделав прыжок, оказалась на перилах веранды.

— Леа, сумасшедшая, — ахнула Сандра, — так недолго грохнуться в сад!

— Ничего не случится. Я всегда славилась мгновенной реакцией и координацией. Чезаре прав: я хищная кошка!

— Никогда не утверждал этого!

— Пусть так! Но суть в том, что я здорова и нечего меня больше таскать по психиатрам, даже индийским. Кончено! Пора нам убраться отсюда, из этого скучнейшего курорта.

— Согласен, уедем. Мы с Сандрой не теряли время даром, особенно Сандра, она стала знатоком древнего искусства Индии.

— Обычная для художника склонность к преувеличениям, — лениво повернулась к Чезаре Сандра, — правда, я увидела много интересного, так много, что поняла, насколько узко наше историческое образование. Без Азии мы не можем претендовать на полноту понимания истории человечества и искусства.

— Чемодан набит исписанными тетрадками, — улыбнулся Чезаре, — и все вам мало. Даже амазонки забыты, кто-то клялся писать о них книгу!

— Положим, у тебя самого тяжеленная связка альбомов — о тех же храмах и музеях, что тетрадки Сандры, — вступилась за подругу Леа, — вы отдавали меня на растерзание лекарям, а сами…

— Не жалуйся, дорогая, ты упустила не так уж много. Но куда же теперь? Может быть, в Мадрас, этот центр южноиндийской культуры?

— Хорошо! — радостно всплеснула руками Леа. — А оттуда давайте поедем в Шантиникетан — Тагоровский университет искусства, где учат в тени деревьев парка, как в древности. Плохо только, что будет жарко.

— Если устанем, уедем на север, мы там еще не были, хотя бы в Дели.

— Что ж, план готов. Только как Сандра? Может быть, она придумает другое? Почему ты молчишь, ученый искусствовед?

Сандра полулежала в плетеном кресле, задумчиво глядя на пустынную и знойную улицу. Слова Чезаре о забытых амазонках заставили ее мысленно перебрать впечатления от пребывания в Индии. Нет, ей повезло. Если думать о серьезном историческом исследовании гибели женского главенства — матриархата, то нельзя обойтись без древней Индии.

Важная черта ее философии — это признание активного начала женским, а пассивного — мужским. Шакти — слово, буквально означающее энергию, — женское начало, и ему поклонялись в образе Деви, божественной матери, Кумари — девушки или Кали — разрушительницы зла. Сандра видела во многих храмах изображения Кали, несущейся на битву с демонами верхом на львиноподобном чудовище. И всегда за ней мчались, размахивая палицами, ее верные сподвижницы йогини — амазонки Индии. Лучшего подтверждения догадкам Сандры нельзя было найти.

Дравиды проявили глубокую мудрость, рассматривая женщину как огонь жизни, пробуждающий, направляющий и формирующий стихийные силы природы, и как мать — защитницу от зла, дающую мужчине покой, воспитывая и указывая путь к прекрасному и доброму. От такого представления о женщине не откажется сейчас ни один культурный человек Востока или Запада.