Я прошел по берегу метров пятьсот. Причал там точно был. Построенный из трех бревен. К нему пришвартована небольшая баржа. Настоящая речная галоша. Трап заменяла доска, положенная с берега на борт судна. На барже было безлюдно. Я вошел в расположенную на корме ходовую рубку. Там тоже было пусто. Через минуту под моими ногами, в недрах судна, раздался какой-то шум, потом люк на борту открылся. Оттуда показалась русая кудрявая сонная человеческая голова.
— Чего надо? — спросила голова.
— На Озеро пойдете?
— Только на Второе, — ответила зевающая голова. — К вечеру.
— Нам на Первое надо, — продолжал я беседу.
— На Первое не пойдем.
— А нам очень надо, — настаивал я, демонстрируя припасенную для такого случая бутылку спирта.
— Тогда пойдем. Подъезжайте часам к четырем, — сказала голова. — Вещей много? За час загрузитесь?
— Загрузимся, — успокоил я его.
— Пока, — сказала голова, и крышка захлопнулась.
Мы с Ириной подошли к четырем часам. На нашей барже уже тарахтел мотор. На палубе стоял обладатель кучерявой головы — молодой высокий парень в синей спецовке. Рядом был еще один речник, годами постарше, ростом пониже и не такой кучерявый, а скорее лысый. Вдвоем они приняли наши рюкзаки и положили на палубу.
— Это все? — спросил тот, кто был помоложе, осматривая забиравшихся по трапу нас с Ириной и наши вещи.
— Все, — сказал я.
— Тогда поехали.
Он размотал канаты, привязанные к бревнам, и баржа отчалила. Мы вчетвером еле разместились в крохотной ходовой рубке. Пол под ногами мелко вибрировал, изнутри снизу шел уютный ровный шум двигателя. Мы познакомились. Пожилой капитан и его кучерявый помощник оба оказались Александрами.
— Вон мыс, видите? — показал на скалистый правый берег Амура Александр — по судовой табели о рангах Первый.
— Видим, — отвечали мы с Ириной.
— Бабий Пуп называется, — равнодушно назвал он местную географическую достопримечательность.
— Мужики вчера вечером с рыбалки возвращаются, — капитан продолжал развивать свою мысль о мысе, — один другого спрашивает: «Ты где рыбу ловил?» — «В Тахте, на дебаркадере, а ты где?» — «Да чуть ниже Бабьего Пупа. Там клюет лучше».
Ирина отвела взгляд от приметного ориентира и стала изучать левый, ровный, без всяких мысов берег.
— Ну что, — спросил Александр Второй, — пора?
— Пора, — ответил капитан.
На полке перед штурвалом появился бумажный пакет, из которого Александр Второй достал чудесный пышный кусок яблочного пирога (Приамурье в те годы славилось выпечкой), четыре кружки и бутылку такого же портвейна, которым меня вчера угощал милиционер (вот что значит централизованное снабжение). Ирина пить отказалась, но компенсировала это тем, что отломила очень приличный кусок пирога и пошла на нос баржи любоваться Амуром. Мы как раз его пересекали и входили в протоку. Бутылка быстро пустела. Штурвал из рук Александра Первого перешел к Александру Второму, а сам капитан, неловко открыв дверь, вывалился на палубу, неровными шагами прошелся по ней, достиг носа судна и там упал перед Ириной на колени.
«Молодец Ирина, быстро адаптировалась к Дальнему Востоку, даже не шевельнулась», — похвалил я про себя лаборантку.
Между тем капитан, не меняя позы, то есть оставаясь коленопреклоненным, стал что-то с жаром, интенсивно жестикулируя, рассказывать Ирине.
— Хороший мужик, — с явной симпатией прокомментировал действия своего начальника оставшийся Александр. — Только, чтобы ему захмелеть, наперсток нужен. А после этого врать начинает. Особенно бабам. Ты после попытай у своей лаборантки, о чем он ей сейчас рассказывает.
Потом, последовав его совету, я расспросил Ирину. Ниже приводится краткая стенограмма того, что она услышала.