Либидисси

Следующие недели были потрачены мною — с трогательным рвением новобранца — на то, чтобы собрать информацию об этой системе. В архиве «Голоса Освобождения», единственной газеты города, хранившей свои подшивки прошлых лет наряду с подшивками другой газеты, ее предшественницы, нашлось немного материала о структуре сети и первоначальном этапе ее эксплуатации. На одной из фотографий я узнал здание некогда существовавшего агентства пневмопочты — укрепленный колоннами куб в беспомощно-напыщенном стиле последнего рубежа веков. Это здание на южном конце бульвара Свободы Слова уже тогда поразило меня особой уродливостью. Я=Шпайк решил попытать счастья на месте. В бывшем управлении пневмопочты находился теперь институт, занимающийся изучением и сохранением фольклора исчезающих малых кочевых народов. В институте меня принял референт по связям с общественностью. Его ответ на мой вопрос был столь же любезен, сколь и лаконичен: пневмопочтовая компания обанкротилась почти сразу же после ее создания. Важнейшие технические сооружения, в первую очередь дорогостоящие станции отправки, были в последующие годы и десятилетия демонтированы, причем без всякого плана, и, по всей вероятности, полностью превращены в металлолом.

Фредди, у которого я=Шпайк вскоре поинтересовался как-то ночью в бане, что же все-таки случилось с пневмопочтой, сказал мне, что так оно в основном и было. Правда, оценивая сей факт, необходимо знать, что вслед за официальным закрытием системы Гахис, тогда еще совсем юный, начал первую кампанию борьбы за чистоту крови и нравов. Его приверженцы, одетые во все белое, впервые стали появляться средь бела дня перед кафе на бульварах, чтобы выплескивать под ноги ошеломленным иностранцам заказанную теми зулейку. Затем с чужаков обычно срывали штаны и заставляли вытирать ими мокрую от зулейки мостовую. Гораздо более суровому наказанию подвергались местные жители, которых гахисты заставали пьющими зулейку. Фредди сам видел, как одному бизнесмену, всеми уважаемому торговцу кониной — он знал его лично, — у водостока близ отеля «Эс-перанца» тесаком, которым здесь издавна рубят камыш, отсекли руку, за минуту до этого державшую стакан со злополучным напитком.

Бесчинства такого рода творились целых три года, и первая волна репрессий быстро привела к тому, что среди горожан не осталось ни хозяев питейных заведений, ни торговцев, которые отважились бы в открытую предложить кому-то заказать или купить зулейку. Именно в те годы легендарный клан Агоманов, нелегально торгуя зулейкой, сумел сколотить состояние, ставшее в городе притчей во языцех. Под руководством одного из сыновей старого Аммона Агомана, изучавшего в Берлине инженерные науки, были не только восстановлены порушенные станции отправки пневмопочты, но и построены новые магистрали. Проявляя завидную находчивость, молодой Агоман пользовался для закладки трубопроводов сжатого воздуха исключительно уже имевшимися коммуникациями, причем предпочтение отдавалось мощным, износостойким керамическим трубам, из которых в прошлом веке — с щедростью, доходящей до расточительства, — в городе была сооружена первая система канализации. Бутылки под зулейку унифицировали тогда таким образом, что они как раз входили в капсулу пневмопочты. Со времен сухого закона повелось также разливать зулейку по некрасивым, но небьющимся бутылкам из поливинилхлорида.

Однако после массового самоубийства сторонников Гахиса на футбольном стадионе зулейка почти сразу же вышла из-под запрета. Контрабанда и подпольная торговля заглохли. Среди Агоманов начались кровавые разборки: мирно поделить свои богатства они не могли. Одно время двоюродные и троюродные братья даже обменивались по пневмопочте бомбами с дистанционным взрывателем. Тем не менее одному из внуков старого Аммона Агомана удалось примирить враждующие семейства, после чего почти все члены клана подались в Соединенные Штаты и Канаду. Никто, пожалуй, не может точно сказать, что произошло с бесхозной пневмопочтой потом. В отдельных кварталах станции отправки оказались в руках местных банд, но что делать с такой техникой, они явно не знают.