Личная жизнь Алевтины С (СИ)

   В двенадцатом часу ночи я настоял на прогулке. Народ веселился, значит, силы у него, как и у нас, еще были. Мы шли вдоль железной дороги, пока не очутились возле парка. И сколько бы Аля меня ни убеждала, что гуляние в парке в это время - большая глупость, потому что можно было найти приключение на свою голову, я все же с ней не согласился. Мне даже хотелось, чтобы кто-то помешал нашей прогулке. И неважно, сколько бы их было, пять или десять, они бы надолго запомнили эту ночь. По правде говоря, я чувствовал какой-то необычный подъем сил, и кулаки у меня чесались, чего не было уже давно, потому что я умел следовать железному правилу: сумеешь предотвратить неприятность - сделай это. Однако сегодня я бы с удовольствием повеселился, когда-то это у меня получалось очень хорошо. Но в парке никого не было. Ночь была лунная и морозная.

  - Встань так, - сказала Аля и повернулась спиной к сугробу.

  Я подчинился, и мы разом упали на снег. И почему она меня все время заставляет делать такие вещи, о существовании которых я давно забыл, а, может, и не знал совсем? Да, не повезло нашему поколению, было не до сентиментов. Но сейчас мне все нравилось, может, я помолодел?

  - Аленька, - сказал я строго, - девочки не должны лежать на снегу. Если хочешь, посиди или полежи на мне, я не против.

   Она засмеялась.

  - Одну минутку, дай мне еще одну минутку... Я хочу получше все запомнить: тебя, ночь, сосны... Через сто лет древней старушкой я приду на это место и буду вспоминать...

  Я не дал ей договорить, приподнял и положил на себя. Она целовала меня, я - ее. Наверно, мы оба хотели, чтоб воспоминаний было много.

  Честное слово, Алечка, я очень постараюсь не разочаровать тебя.

   ОНА

   Неожиданно для себя мне захотелось испечь свое любимое печенье. Мне казалось, что оно Артуру обязательно понравится. Он расположился в кресле у окна, а я занялась тестом. Мы молчали. Он смотрел в окно, и мне по-прежнему было страшно, что он может молча встать и уйти, но я очень постараюсь, чтобы этого не произошло.

   Когда в кухне запахло ванилью, Артур немного оживился.

  - Знаешь,- услышала я, - у мамы праздники тоже так вкусно пахли. А еще она любила угощать меня изюмом. С тех пор я его и люблю.

  У всех нас одинаковые воспоминания о праздниках: ожидаешь их, как манну небесную, а они почему-то очень быстро кончаются. Я достала изюм, помыла, высушила и подала ему на самой красивой тарелке. Артур положил несколько изюминок в рот, лениво пожевал, зажмурился от удовольствия, и лицо его стало таким, каким оно мне нравилось: простым и открытым. Оттаивай, мой дорогой, оттаивай, я ничего о тебе не знаю, но так чувствую твою боль...

  Я улыбнулась.

  - А моя мама в несколько печеньиц прятала клюковки. Это называлось печеньем с сюрпризом. Кому попадет - тот будет счастлив.

  - Попробуй, - немедленно откликнулся он. - Посмотрим, кто из нас счастливее.

   ОН

   Я сидел, смотрел в окно и думал, что поставить кресло на кухне - это здорово, ему тут самое место. В нем должен сидеть мужчина и смотреть на женщину, когда она в своей стихии. Наверно, так и живут счастливые люди: сидят на кухне, смотрят друг на друга, пекут печенье, пьют чай, разговаривают с детьми. Стоп, подумал я, стоп, подобные мысли до добра не доведут. Я тоже когда-то попытался стать таким счастливчиком, но увы... Как оказалось, не с моим свиным рылом в калашный ряд, ведь свиное рыло для того и создано, чтобы грядки рыло. Вдруг я почувствовал настороженный взгляд Али, сразу напрягся и приказал себе выбросить глупости из головы. Я до потери пульса боялся испортить то, что есть между нами. Пусть это скоро кончится, пусть, но теперь и сейчас все будет так, как в той жизни, которой у меня нет.

  По кухне плыл запах ванили. Мне он всегда нравился, и я подумал, что к старости, наверно, стану сентиментальным. Хотелось бы только знать, будет ли у меня эта самая старость. Тут я вконец разозлился на себя за эти мысли. В кои-то веки мне так хорошо, а я не могу взять себя в руки.

  Вечером мы пили чай с печеньем. Я нахваливал ее умение, хотя мне понравилось бы любое, даже горькое, если бы оно было приготовлено для меня, потому что кроме мамы этого не делал никто и никогда. По правде сказать, мои отношения с женщинами всегда были несколько однобокими, и я с этим давно смирился.

   ОНА

  Он уверял, что варенье правильно есть из банки большой ложкой. Мне было смешно, когда Артур целовал меня сладкими губами, и совершенно безразлично, что на халате расползлись два пятна, потому что он пытался вареньем накормить и меня. Каждую вынутую из банки клубничку он сначала целовал, а потом подносил к моим губам. Могла ли я отказаться?

   ОН