Читаем Личность и Абсолют полностью

Какова в таком случае причина выбора того или иного компонента антиномичной пары в качестве предиката первого порядка? По всей видимости, Лосев выбирал в качестве предиката первого порядка, а значит, и в качестве будущего определяемого слова в именной группе диалектической дефиниции ту из антиномичных категорий, которая в большей степени содержит в своей семантике объективирующую образность, т. е. нечто аналогичное умозрительной цельности, которая прежде всего другого специфицирует для диалектического мышления эйдос как таковой, эйдос как именно эйдос (в отличие от лишенного умозрительной наглядности логоса).

Из того же примера с «движущимся покоем», построенного по сразу же узнаваемой, специфически лосевской модели сочетания антонимов, следует также и то, что основной и как бы «естественной» формой языкового согласования антиномических предикатов в диалектике является, по Лосеву, определение. К такому же заключению ведет и то обстоятельство, что на некоторые другие предлагаемые языком формы согласования, способные выступить в качестве как бы «конкурентов» определения, Лосев вводит почти прямой запрет.

Так, вводится запрет на глаголъно–предикативное сочетание антонимов. Содержащее этот запрет рассуждение строится внутри системы доказательств различия между сущим и тождественным. «Сущее и тождественное, — пишет Лосев, — не есть одно и то же еще и потому, что покой и движение—оба сущие», ведь если бы тождество было равносильно сущему, то тогда получилось бы, заключает Лосев, что покой движется, а движение покоится [1005]

. Надо понимать, что такого рода, т. е. глагольно–предикативные, согласования антонимов мыслились Лосевым как совершенно невозможные в диалектике. Развернутых объяснений этой «невозможности» в лосевском тексте нет, но, вероятно, этот частный запрет связан с эксплицитно выраженным Лосевым более общим запретом на введение в сферу эйдоса и чистого смысла категории времени. Эйдос, согласно Лосеву, есть чистый смысл, а как таковой он не подчиняется времени, он—вечное; логос в этом отношении аналогичен эйдосу  [1006]
. А где нет времени—там угасает глагол и, как мы видели в предыдущем разделе, сам связанный с ним собственно грамматический предикативный акт (но не логическая форма распределения смыслов по позициям субъекта и предиката).

Вместе с запретом на глагольное предикативное скрещение антонимов Лосевым вводится запрет и на отождествление антонимов. Развивая тот же тезис, Лосев утверждает, что если бы сущее было равносильно тождественному (что неверно), то покой был бы равносилен движению. Но движение, оставаясь движением, продолжает Лосев, не может быть покоем, равно как и покой не может быть движением  [1007]. Опять перед нами выразительная деталь, подчеркивающая, что речь в диалектике идет не о соотношении эйдоса с его самопредикатами, но о связи между самими этими предикатами. В самом деле, ведь когда у Лосева говорится о самой сущности, о самом эйдосе, то им делаются прямо обратные утверждения, понимаемые при этом как адекватное отражение внутренней сути проблемы. Так, известные лосевские обыгрывания понятия «шкаф» ведутся именно с целью убедить в том, что шкаф одновременно и одно, и многое, но при этом остается шкафом; движение же, оставаясь движением, не может, по Лосеву, одновременно быть и покоем. И причина здесь именно в том, что покой и движение—это два разных антиномичных самопредиката одной сущности; отождествляя эти антиномичные предикаты, мы произвольно уменьшаем количество предикатов сущности, а тем самым искажаем и ее внутреннюю природу, и онтологически–естественный «порядок» истечения ее самопредикатов.

Есть во всем этом и собственно лингвистическая сторона. В запрете на отождествление предикатов просматриваются, хотя и как бы на втором плане, контуры другого запрета, связанного с субъектно–предикативной структурой, — запрета уже не только на скрещение антонимов в глагольном, собственно грамматическом предикативном акте (как это было в случае запрета на суждения типа «покой движется» или «движение покоится»), но и на само размещение антонимов по соответствующим синтаксическим позициям (т. е. на тот принцип, который, по самому же Лосеву, действует не только в непосредственно языковых формах второго уровня предикации, но прежде всего и изначально в логосе). Этот второй план проступает потому, что «простая» в языковом отношении и свободная от глагольно–предикативных проблем «процедура» отождествления все же обязательно требует размещения антонимов по субъектной и предикативной позициям {покой есть движение, или наоборот) [1008].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука