Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря

Не знаю, сколько времени это длилось. Когда я снова взглянул на них, Жанна шла к деревне, ведя Бесноватого за руку. В другой руке она держала топор. Мальчишки и девчонки один за другим вылезли из своих убежищ и стояли разинув рты, пока те двое не дошли до деревни.

С того дня мы и прозвали Жанну Бесстрашной.

Мы оставили черный флаг на траурной вахте; у нас была теперь другая забота. Мы бегом бросились в деревню, чтобы поднять тревогу и спасти Жанну, хотя мне после всего виденного казалось, что, пока топор у нее, она сумеет за себя постоять. Когда мы прибежали, опасность уже миновала - Бесноватый был водворен в клетку. Народ сбегался на маленькую площадь перед церковью подивиться такому чуду; даже постыдный договор был на время позабыт.

Женщины наперебой обнимали и целовали Жанну, хвалили ее и плакали, а мужчины гладили по голове и сожалели, зачем она не родилась мужчиной: они отправили бы ее воевать, и она бы прославилась, будьте уверены! Ей пришлось вырваться и убежать, так тягостны были похвалы для застенчивой девочки.

Нас, конечно, стали расспрашивать обо всех подробностях происшествия. Мне было нестерпимо стыдно; я поспешил под каким-то предлогом ускользнуть и потихоньку вернулся один к Волшебному Дереву, чтобы избежать расспросов. Там оказалась и Жанна, только она, наоборот, хотела избежать похвал. Скоро и остальные тоже ускользнули от любопытных и присоединились к нам. Мы окружили Жанну и стали спрашивать, как она могла отважиться на такое дело. Она держалась очень скромно и сказала:

- По-вашему, это было невесть как трудно, но только вы ошибаетесь. Если бы еще он мне впервые встретился... А то ведь я его знаю давно, и он меня знает и любит. Я много раз кормила его через прутья клетки; а прошлой зимой, когда ему отрубили два пальца, чтобы отучить его хватать проходящих, я ему каждый день перевязывала их, пока раны не зажили.

- Все это так, - сказала Маленькая Менжетта,- но ведь он сумасшедший, и когда на него находит, разве он помнит добро и узнает своих? Ты пошла на опасное дело.

- Конечно, - сказал Подсолнух, - разве он не пригрозил тебе топором?

- Да.

- И даже не раз?

- Да.

- Неужели ты не боялась?

- Нет, то есть не очень.

- Почему же ты не боялась?

Она задумалась, а потом ответила просто:

- Сама не знаю.

Все рассмеялись. Подсолнух сказал, что это похоже на ягненка, который и сам не поймет, как это он сумел съесть волка.

Сесиль Летелье спросила:

- Почему ты не убежала вместе с нами?

- Надо же было отвести его в клетку, ведь он мог кого-нибудь зарубить. А тогда его тоже убили бы.

Заметьте, что этот ответ, показывающий, насколько Жанна забывала о себе и собственной безопасности е думала только о других, никого не удивил, не вызвал никаких возражений и был принят как должное. Значит, ее характер определился уже тогда и всем был хорошо известен.

Некоторое время мы молчали и, должно быть, думали об одном: как неприглядно выглядело наше поведение рядом с поступком Жанны. Я пытался придумать какое-нибудь подходящее объяснение тому, что я убежал и оставил девочку одну с бесноватым, вооруженным топором, но все возможные оправдания показались мне до того убогими и жалкими, что я смолчал. Другие не были столь благоразумны. Ноэль Рэнгессон помялся, а потом вдруг сказал, - как видно, и он думал о том же:

- Уж очень все вышло неожиданно. Вот в чем причина. Будь у меня хоть минута на раздумье, разве я убежал бы? Ведь это все равно что бежать от младенца. Если разобраться, кто таков Теофиль Бенуа, чтобы я его боялся? Нашли, кого бояться - несчастного горемыку! Пусть бы он сейчас пришел - уж я бы вам доказал.

- И я тоже! - вскричал Пьер Морель. - Я бы взял да и загнал его вон на то дерево! А то в самом деле - застал врасплох! Да я вовсе и не хотел бежать; я ведь не всерьез побежал, просто так, для смеха; а когда я увидел, что Жанна там осталась и он ей грозит, я чуть было не повернул назад. Я бы из него всю душу вытряс! Ведь я именно это и хотел сделать... Попадись он мне опять, уж я бы... уж я бы... Пусть только попробует еще раз показаться! Я его...

- Эх вы! - сказал Паладин с презрением. - Послушать вас, так можно подумать, что это и впрямь геройство - напугать такое чучело! Да что тут особенного? Невелика честь - справиться с ним! Я готов повстречаться с сотней таких, как он. Если б он сейчас подошел, я бы и глазом не моргнул пошел бы на него, будь у него хоть тысяча топоров! Уж я бы...

И он долго еще расписывал чудеса храбрости, которые он показал бы, а другие тоже вставляли по временам словечко о том, какие подвиги они совершили бы, если бы Бесноватый еще раз посмел встать нам на пути; теперь-то уж они к этому готовы, и если он думает еще раз застичь их врасплох, пусть на это не рассчитывает!

Так они снова обрели самоуважение и даже с процентами; когда мы разошлись, все были о себе лучшей мнения, чем когда-либо прежде.

Глава V. О том, как Домреми разграбили и сожгли