Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945

Это напомнило мне об одном случае в Кёнигсберге. Пилот Гоффман, совершавший рейсы Кёнигсберг – Москва, только что возвратился в Восточную Пруссию, когда поступил приказ немедленно лететь обратно в Россию. Посадки ожидало несколько пассажиров, и еще требовалось погрузить почтовые отправления, а русский самолет не был готов к вылету. Гоффман ответил, что не может вылететь немедленно, поскольку на борту отсутствует запас продуктов. Он взял такси в Кёнигсберге и отправился за покупками. Я с изумлением у него спросил, неужели он не мог запастись продуктами в Москве. Он объяснил, что, разумеется, он мог это сделать, но там все настолько дорого, что «Люфтханза» откажется возмещать ему расходы. Запасы продуктов, которые он привозил, передавались в русские семьи, в которых останавливались члены экипажа, и там для них готовили еду.

Естественно, мы захотели совершить экскурсию по Москве. Нам выделили немку из Восточной Пруссии, которая работала в германском посольстве и стала исполнять при нас обязанности переводчицы и гида. Когда мы покидали отель на машине с советскими правительственными номерами, наша переводчица обратила наше внимание на «людей из трех букв» (секретная полиция, ГПУ). Она нам объяснила, что они будут делать дальше: «На углу здания находится маленькая будка с телефоном. Сотрудник ГПУ откроет эту будку, сообщит о своем местонахождении и передаст информацию, что эта машина только что отъехала с таким-то количеством пассажиров, их имена, если он их знает, а также направление следования». Помимо этого наша переводчица объяснила, что за нами на расстоянии 50–100 метров последует сопровождение, чтобы следить за всем, что мы будем делать в Москве.

Она напомнила нам еще раз, что иметь при себе фотоаппараты строго запрещено. Цинтль и я имели по этому поводу оживленную дискуссию, когда хотели взять с собой в аэропорту наши «лейки». Гид из посольства увидела фотокамеры и воскликнула: «Ради бога, герр Баур, ничего не фотографируйте!» Я объяснил ей, что не собираюсь ничего фотографировать в аэропорту, но я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь мог помешать мне делать снимки во время экскурсии по городу. Однако, когда она объяснила, что наличие при себе фотоаппарата может привести к серьезным проблемам, я положил его обратно на отведенное ему место в самолете. Мы успокоили нашего гида, сказав ей, что не будем ничего фотографировать.

Осмотрев Кремль, мы отправились на самую высокую точку Москвы, откуда открывался чудесный вид на город. Поколесив взад и вперед по городу, мы возвратились в германское посольство, где оставались вплоть до полуночи. Около 12.30 ночи Генриха Хоффманна, личного фотографа Гитлера, вызвали в Кремль. Он должен был запечатлеть на пленку заключительные сцены переговоров между Сталиным и Риббентропом. Хоффманн сказал, что он польщен оказанным ему приемом. Ранним утром мы отправились в аэропорт, чтобы подготовить самолет к вылету и выполнить испытательный полет.

Мы не можем избавиться от денег!

В Москве у нас не было возможности что-либо купить, поэтому все члены моего экипажа отдали выделенные им деньги мне. Я хотел отдать их все охранникам. Ко времени нашего отправления я смог потратить только 22 рубля. Уже по дороге в аэропорт я спросил нашего гида, может ли она передать нашему водителю, который возил нас весь день и полночи по городу, 200 рублей. Она была убеждена, что он не возьмет их, но я ответил, что он не производит на меня такого впечатления. Я настоял, чтобы она попыталась. Она положила деньги перед водителем, но это вызвало настоящую бурю возмущения. Размахивая руками, русский начал ругаться. Переводчица сказала мне, что он хочет знать, такова ли наша благодарность за то, что он провозился с нами столько времени? Мы что, хотим, чтобы он попал в тюрьму? Мы должны знать, что раздача денег «на чай» запрещена и он может понести наказание, если он их возьмет. Мы забрали обратно наши деньги, после чего водитель успокоился.

В аэропорту я сделал последнюю попытку. Хотел дать главному механику, который был с нами очень любезен, 2 тысячи рублей, чтобы он раздал их другим механикам, но тот, поблагодарив, отказался. Мы сдали деньги обратно в посольство. Вскоре наши самолеты получили разрешение на вылет, а затем в сопровождении Молотова, советского министра иностранных дел, на аэродром прибыл Риббентроп, и они сердечно распрощались. Через некоторое время после вылета мы установили радиосвязь с Берлином. Мы получили инструкции лететь не в Оберзальцберг, где в то время находился Гитлер, а прямо в Берлин, где он к нам присоединится. Мы сделали короткую промежуточную посадку в Кёнигсберге, а затем поспешили в Берлин. Гитлер принял Риббентропа безотлагательно.

Гитлер меняет свое представление о Сталине