Личный прием. Живые истории

Заглянул Серега Котов, адвокат, поэт и экстремист. Адвокатом он был настоящим, поэтом искренним, а экстремистом по убеждениям. Напечатал какие-то листовки типа «Спасем Россию» – ну и отсидел четыре года от звонка до звонка. А он реально хороший парень, я его знаю еще по ДК «Автомобилист». И ему надо снова получить статус адвоката. Похлопочу. Он мне говорит: «Женя, у меня есть идея. Надо прямо напротив здания областного суда поставить памятник невинно убиенному Георгию Хабарову». Ну, которого расстреляли по делу маньяка Фефелова в восемьдесят четвертом году. Маньяк Фефелов на каждые первомайские праздники насиловал и убивал женщину. А Хабарова по этому делу задержали, осудили к высшей мере, и он до самого расстрела кричал, что невиновен. Но кто его станет слушать. И еще один мужик, задержанный по этому делу, в камере повесился. Только потом Фефелова поймали. Я считаю, обязательно надо памятник поставить. Пусть смотрят из окошек, о жизни думают. Серьезная идея. Фефелова убили в камере, инициировав самоубийство через повешение.

25.10.2013

Сложный прием был. С самыми разными бедами люди идут.

Целая делегация из пожарной охраны – пришли за товарища заступаться. Говорят, деньги МЧС выделяются огромные, а до подразделений ничего не доходит. Техника вся старая, ломается, работать не на чем, у инструктора-водителя, когда тушили лесные пожары, в жару стуканул двигатель на 131-м ЗИЛе. Спасал он его как мог: и печку включал по жаре, и капот приоткрывал на ходу, но не спас. Его дернули начальники и говорят: «Ну все, тебе капец! Технику угробил! Дай сто сорок тысяч, похлопочем за тебя! Да не в кассу, дурак, сюда давай!» Мужик, естественно, возмутился, уперся, пошел на конфликт, и с него вычли двадцать восемь тысяч, что для него на тот момент было равно зарплате. И вдруг все сослуживцы не побоялись и встали на его сторону.

Потом пришли простые мужики, рабочие ВИЗа, представители ГСК. Решение о строительстве их гаражного кооператива было принято в семьдесят девятом году. В восемьдесять третьем приступили. В аккурат в перестройку закончили. Потом у стороннего застройщика появился интерес к этим гаражам. Перекупили председателя ГСК. Произошел раскол. Началась война. Ломали ноги, пробивали головы. Один умер прямо в суде от инфаркта. Короче, гаражами никто пользоваться не может. Но и застройщику ничего построить не удается. Дело совершенно мертвое, я им занимался еще десять лет назад. Два грузовика бумаг по этому делу, и нет ни одной инстанции, куда бы эти люди не обращались. Не знаю, чем помочь. Только садиться разговаривать. Но там ненависть зашкаливает.

Женщина зашла. Прописана у сестры в доме под снос. Требуют выписаться. А у нее три дочери – старшей двадцать шесть, средней пятнадцать, а младшей шесть. Ни на что не претендуют, просто боятся остаться без регистрации.

– А где живете? – спрашиваю.

– В садовом домике.

Попробую помочь.

И за ней сразу же другая женщина, с дочерью. Была двухкомнатная квартира на Донбасской. Понадобился кредит. Потребовали квартиру в залог. Брала двести пятьдесят тысяч. На руки дали сто восемьдесят пять. Деньги вернула в срок. Через некоторое время выяснилось, что квартиру она продала. Вот так, двушку за сто восемьдесят пять тысяч! Естественно, все сроки исковой давности вышли. Единственный ход – через возбуждение уголовного дела по мошенничеству. Это, к сожалению, не единственный случай.

Заходит мать. Плачет. Сын написал отчаянное письмо с зоны. Он не может матери до конца рассказать, что там делали с ним и с другими. Но от того, что написал, мороз по коже. Знает, как убивали людей руками заключенных и ставили диагноз «сердечная недостаточность». Называет даты и свидетелей. Просит спасти. Готов официально давать показания. Занимаемся. Ситуация серьезная. Все суммирую и передам в ФСБ.

Потом были люди с Уралмаша, с Бакинских Комиссаров. Муниципалитет изымает частные дома под расширение дороги. Люди считают, что на самом деле – заказ застройщика. Для всех это родные дома, ветераны Уралмаша, жили там с сороковых годов. За сорок квадратов жилой площади и шесть с половиной соток дают миллион семьсот. Спрашивают: «Куда мы за такие деньги?» Вообще, эта история мне не очень нравится, начинаем разбираться.

И следом подобная же история с Викулова. Частный дом. Две половины на четыре семьи. Женщина приехала из области, вышла замуж. Поселилась с мужем в начале девяностых. Одна дочь родилась в девяносто шестом, а потом муж умер, и она вступила в наследство: ей – 1/36 и дочери 2/36. А вторая дочь родилась уже после смерти мужа. Ей ничего. И вот дом изымают под расширение дороги. Всех выселяют. Дом официально оценивают. Делят на тридцать шесть и умножают на три. Она получает пятьсот сорок тысяч рублей и с семнадцатилетней и четырехлетней дочерьми идет на улицу. И никакого другого жилья у нее нет. Вы будете смеяться, но все по закону. По опыту, такие вопросы надо решать здесь и сейчас. Что и сделали.