Для самих обитателей Корабля купол как бы не существовал вовсе. Можно было легко проходить через неощутимую пленку наружу и так же легко заходить внутрь, выносить вещи, взлетать на вертолете и приземляться обратно, но вот уже пронести что-нибудь снаружи, например подобранный в метре от границы камень, стало невозможно: как ни сжимай инородный предмет в кулаке, он непостижимым образом оказывался снаружи. Забавно было смотреть, например, на тучу обычного в это время гнуса, обтекающего невидимую преграду облаком, делающим видимой правильную полусферу или стекающие по невидимой пленке струи дождя… Что-что, а безопасность своих постояльцев Корабль, похоже, ставил превыше всего. А может быть, уже и не постояльцев, а хозяев или даже друзей.
«Он в ответе за тех, кого приручил, – шутил, перефразируя Антуана де Сент-Экзюпери, Саша. – Помните такую фразу, ротмистр?»
«Откуда мне помнить слова человека, погибшего через треть века после меня? Читал что-то такое в вашей памяти… «Маленький принц», если не ошибаюсь? Странная, на мой взгляд, книга…»
«Не страннее других».
«Хотя тут я с этим французским летчиком вполне согласен: Корабль нас приручил…»
Вскоре выяснилось, что купол был поставлен как никогда вовремя: ночи не проходило, чтобы одна или несколько незваных личностей, преимущественно в темном камуфляже, то с одной, то с другой стороны не попыталась проникнуть внутрь, скромно позабыв известить о своем намерении хозяев, и так же скромно исчезала, убедившись в отсутствии лазейки. Не подозревая, что все, происходящее за куполом, в том числе и их экзерсисы, транслируется на стены одного из помещений Корабля, внезапно превратившегося в кинозал. Фотографировать все, находящееся за прозрачной преградой, и снимать на видеокамеры Корабль великодушно не препятствовал, один раз, правда, продемонстрировав всем снаружи и изнутри, что легко может это сделать: купол вдруг налился угольной чернотой, на несколько минут превратив яркий солнечный день в непроглядную ночь. Причем на искусственном небосводе проступили все соответствующие времени суток звезды и туманности. Как выглядел временно ставший вдруг непрозрачным купол снаружи, оставалось загадкой, но желание подглядывать у пришельцев извне прочно пропало примерно на неделю. Так же осталось тайной и то, почему Корабль применил столь неординарное средство защиты, не повторив потом это действо ни разу. Олег Алексеевич, почесав лысую маковку, родил гипотезу, что пришельцы в этот раз попытались применить нечто более мощное, чем фото– и кинообъективы. Например, сонар, чем-то не понравившийся Кораблю, или что-нибудь очень-очень засекреченное, но потенциально могущее повредить обитателям купола.
Одновременно с наблюдением предпринимались попытки связаться с затворниками, причем не только с Александром. По мобильному телефону, через Интернет, с помощью громкоговорителя… Разве что почтовых голубей не посылали и не семафорили флажками. Но все было тщетно: Корабль, скрытый под куполом, молчал… И тогда дверь, в которую не могли достучаться, решили тупо сломать.
– Один, два, три… четыре «Града», – считал Александр, поднеся к глазам то, что они называли биноклем, – напоминающую бумеранг, разве что с иной плоскостью, прозрачную пластину, обладающую гораздо большей мощностью, чем любой бинокль – что оптический, что электронный. – А вот еще… Серьезно подготовились ребята.
– Да уж, подготовились… Вон там еще две батареи «Тюльпанов»[27]
и две – «Мсты»[28]. А мы перед ними – как детишки без штанишек. Окопы приказать вырыть, что ли?– В крайнем случае, все спустимся в Корабль – его, думаю, и атомной бомбой не пробить.
– Ну, мы-то спустимся. А вольнонаемные?
Вольнонаемными за глаза называли тех ученых, что не были посвящены во все тайны Корабля и трудились во «внешнем» институте. И еще не дублированных…
– Ну что же делать – придется пожертвовать секретностью. Все равно Корабль уже – секрет Полишинеля.
«А что, – вклинился в разговор невидимый Михалычу ротмистр. – Эти ваши… «Грады»… Такая мощная штука?»
«Более чем, – молча вздохнул Александр. – Почти как ваши пушки. Эти… Которые «Большая Берта»[29]
.«Пф-ф-ф-ф!»
«Против каменного топора».
«Даже так?»
«Приблизительно…»
В этот момент, видимо, в наушниках командиров артиллерийских батарей прозвучала неслышимая наблюдателям команда…
– Ё-ё-ё… – рухнул на землю, прикрывая голову руками, Михалыч: сработал вбитый раз и навсегда инстинкт человека, хоть раз в жизни побывавшего под артобстрелом. – Ложи-и-и-сь! Командир! Ложи-и-ись!
Но Саша, будто во сне, продолжал стоять во весь рост, глядя на огненные «кометы», грозящие через мгновение разорвать, перемешать с землей, превратить в пепел все живое на многие десятки метров вокруг…
«А если пробьют? – успел нервно поинтересоваться граф. – Что тогда?»
Но, еще не договорив, уже знал: не пробьют.