Лидия

— Даже если бы ты навещал её каждый день, — сказала Лида, сжимая мою кисть, — проезжал бы через весь город на электричке, всё равно это могло бы произойти. Я понимаю, каково тебе, но правда… — Лида склонилась ко мне; голос её зазвучал тише. — Ты не виноват.

Я ничего не ответил. Чайник вскипел и отключился. Солнце скрылось за домами или тучами — в комнату упала тень. Подчиняясь какому-то необъяснимому порыву — как солнечному ветру — тень принялась раскачиваться по комнате, соскальзывая со стен, пролетая по потолку и полу.

Я склонил голову Лиде на плечо. Она обняла меня, провела пальцами по небритой щеке.

— Весь мир сходит с ума, — прошептала она. — Кто знает, быть может, через несколько дней… Не надо винить себя, надо просто жить.

Я почувствовал приятное спокойствие, горькая тяжесть в груди исчезла, мать простила меня. Мне стало легко и хорошо — рядом с Лидой, прижимаясь к её плечу.

Я закрыл глаза.

— Я не хочу жить без тебя, — вдруг сказал я.

Лида замерла, затаила дыхание.

— Извини, — сказал я. — Сейчас, наверное, самый неподходящий момент. Ты пришла меня поддержать, а я… Но это правда. Я ничего не могу с этим поделать. Я люблю тебя. Я полюбил тебя с первого дня, когда увидел. Тогда, на подготовительных курсах.

Лида отстранила меня рукой, встала с кровати.

— Я понимаю, что всё это звучит так банально и глупо… — сказал я.

— Нет! — Лида резко повернулась. — Это не глупо! Не надо так говорить.

Но её запал быстро прошёл, глаза потускнели, она опустила голову.

— Это ты меня извини, — сказала Лида.

Я кивнул головой и отвернулся, с трудом сдерживая слёзы.

— Ну, — сказала Лида. — Я пойду.

Я тут же встал, но она качнула рукой.

— Не надо меня провожать, — и добавила, чуть тише: — Не сейчас.

Подчёркнуто тихо закрылась дверь, слились с тишиной её шаги. Я упал на кровать и уткнулся в лицом в мятую, ещё пропахшую сном подушку.

У меня умерла мать, но я плакал, потому что Лида ушла.

Тень в моей комнате ещё раз качнулась и, быстро пролетев по стене, исчезла, точно от взмаха чьих-то ресниц. Вновь засветило солнце. Я вскочил с кровати и, даже не надев свою кургузую осеннюю куртку, выбежал в коридор.

Лида шла по аллее — без меховых наушников, в незастёгнутом пальто. Я окликнул её, и она остановилась, не оборачиваясь. Я в точности знал, что ей скажу — я извинюсь за это дурацкое признание, я поблагодарю её за то, что она пришла, попрошу её быть мне другом, быть мне хоть кем-то, только не уходить от меня.

Но я молчал. Лида стояла ко мне спиной.

— Лида, — с трудом выдавил я из себя.

Она коснулась рукой спутавшихся на затылке волос и обернулась. В её красивых зелёных глазах стояли слёзы.

Больше я ничего не говорил.

Я подошёл к ней так близко, что почувствовал её дыхание на своей щеке — судорожное, неровное, как и у меня, — обнял её за плечи и поцеловал. Первую секунду она стояла, не двигаясь, оцепенев от удивления, плотно сжав непокорные холодные губы, а потом неожиданно ответила на мой поцелуй. Губы её приоткрылись, я почувствовал её руки в своих волосах и крепко прижал её к себе.

Мы стояли так несколько минут. Я был в одной лишь рубашке, но не чувствовал холода. Лида плакала, слёзы стекали по её щекам.

— Я тебя провожу, — сказал, наконец, я, по-прежнему прижимая её к себе — мне не хотелось её отпускать.

— Ты так заболеешь, — сказала она.

Я покачал головой.

— Мне не холодно, — начал я. — Мне…

— Мне правда пора, — сказала Лида. — Давай… потом. Всё это так…

Я отпустил её. Она отвернулась, вытащила из кармана платок и принялась тереть раскрасневшиеся от мороза щёки.

— Потом, — повторил я. — Потом ты снова…

Лида обернулась, спешно застёгивая пальто. Солнце вновь затянули тучи, ветер усилился, и я почувствовал, как резкий пронзительный холод медленно накрывает меня, подбирается к горлу, как приступ удушья. Казалось, что моя жизнь убывает с каждым порывом ветра.

— Нет, — сказала Лида. — Я обещаю. Ты заслуживаешь… Мы оба заслуживаем… Но не сейчас. Сейчас я ещё…

Я молчал.

— Иди, — сказала Лида. — Ты правда так заболеешь. Тебе ещё этого… Холод такой, что даже меня пробирает.

Я продолжал стоять.

Тогда Лида улыбнулась, подошла ко мне ближе, её влажные красные губы приоткрылись, и она…

60

— Как я вижу, свет уже перестал беспокоить?

Я сидел на кровати, дожидаясь, пока Таис подготовит шприц для второго укола.

— После этих ваших… — Я покосился на огромный шприц, который Таис подняла над головой, взяв за серебряные заушины у поршня. — После этих инъекций какое-то время — да, но потом — снова… Вы, наверное, просто прибавляете яркость, — добавил я.

Таис сделала вид, что не расслышала моих последних слов.

— Скоро всё пройдёт, — сказала она. — Полностью.

Таис опустила шприц и задумалась о чём-то. Можно было подумать, что она делает какие-то сложные вычисления в уме.

— Второй укол?

Таис качнула головой.

— Надо немного подождать.

— А что это вообще? — спросил я. — Довольно… болезненно на самом деле.

Я потёр рукой шею, кожа на которой воспалилась после первой инъекции. Таис быстро взглянула на меня и поджала губы — было видно, что ей не очень хочется об этом говорить.