Лифчик для героя. Путь самца - 2.

...Как-то я стояла у метро, и Вова проехал мимо. Он смотрел в мою сторону, но сделал вид, что меня не заметил.

...Вдруг приехал Паша вместе с молодым обаятельным товарищем. Они привезли много еды и много выпивки, мы долго сидели на кухне, я веселила их историями про работу в ночном клубе. Друг Паши смотрел на меня во все глаза, как на что-то невиданное.

— Неужели вы правда голая танцевали? — все переспрашивал он.

— Да! А чего тут такого? Чего нам, здоровым бабам, бояться?!.

И даже не помню, как и когда отправилась спать. Ночью мне снился Вова, его сильные уверенные руки ласкали мое тело...

И с утра дико болела голова...

И Паша почему-то кричал на меня...

И его крики эхом гуляли в пустом черепе...

Я мало что поняла, кроме того, что он приревновал меня к своему товарищу, но больший бред даже невозможно себе представить! Однако сын угрожал, что ни-когда больше не приедет ко мне, отчего становилось безумно обидно.

...Потом я пыталась сдать бутылки, их оказалось так много, что я могла выручить за них вполне приличную сумму. А в очереди случилась совершенно неожиданная и страшная встреча — я нос к носу столкнулась с Изольдой, которая тоже... сдавала бутылки. Она совсем заросла щетиной, женского в ней не было ни капли. Мы сдали бутылки и взяли по пиву.

Она рассказала, что приехала в Красноярск, где от нее все шарахались как от огня. Мать-бухгалтер поддерживала ее, но в прошлом месяце умерла от инфаркта — смерти, больше свойственной мужчинам. У нее на работе начались проблемы, пошли проверки, и оказалось, что у фирмы серьезная недостача. Все сбережения матери пошли на ее покрытие, но этого оказалось мало, и квартиру у них тоже отобрали. Оказавшись в возрасте шестидесяти пяти лет на улице, без всяких перспектив, зато с великовозрастной бездельницей на руках, женщина едва не лишилась рассудка. Или просто не успела, инфаркт убил ее раньше. Изольда собрала свои вещи и рванула на перекладных прочь из города. Через полгода вновь добралась до Питера.

— Хочешь, можешь пожить у меня, — предложила я, потому что оставаться одной мне уже было невмоготу.

— Нет, мне будет неудобно на работу ходить.

Работала она в поездах, продавала пиво и лимонад.

И еще подрабатывала уборщицей на вокзале, за что ей там же предоставили комнатку для жилья. Она сообщила, что совсем неплохо устроена и даже руки уже привыкли и перестали болеть. Наверное, дела у нее и правда идут неплохо. Инка даже дала мне денег, и я снова пошла в магазин.

* * *

...Потом я снова встретила того самого психиатра. Он сидел у моей кровати, а стены в квартире кто-то перекрасил в идиотский белый цвет. И все люди ходят в белых халатах. Или я не дома?

— Лежите, лежите, — мягко говорил психиатр. — Вам надо лежать.

Я не чувствую и не вижу правую руку, а что с ней, мне не говорят. Хотя понимаю, что просто лежу под капельницей. Возможно, поэтому мне так хорошо...

— Спишь? Не притворяйся, — теперь у кровати сидит Олег и смотрит на меня неподвижным взглядом. — Ты помнишь, сколько тебе лет, или нет? Думаешь, с тех пор, как лишилась паспорта, летоисчисление тоже исчезло?

Интересно, это я с какого-то времени перестала замечать его, или он исчезал? Не могу точно вспомнить — когда проблемы навалились снежным комом, ни о чем не думала и никого не видела. Если над тобой стоит палач с топором, призраков уже не боишься. Зато сейчас, когда мне спокойно, когда знаю, что окружена людьми и их заботой, когда кормят и поят, ОН снова появился.

— Я еще молода.

— Но ты уже умираешь.

— Я не умру. И буду жить долго и счастливо.

— В палате с сумасшедшими. Они всегда счастливы.

— Меня выпишут.

— Только в морг.

— Я буду жить!

— А смысл? Нужна тебе такая жизнь? Ты ведь сейчас лежишь, обколотая транквилизаторами, под капельницей и постепенно превращаешься в овощ. В старый, заметь, овощ. Госпожа небритая морковка, не желаете ли свекольного кофе или картофельного чайку?

Олег измывался надо мною, он злился и, казалось, становился все больше. Его тень уже скрывала окно, расползалась по стенкам и начинала душить меня своей бьющей в глаза откровенностью и прямотой.... Я резко проснулась от ужасного запаха кислой капусты, идущего, как выяснилось, из гнилого рта какой-то сумасшедшей старухи. Она лезла ко мне целоваться и все повторяла: «Милок! Милок!» Кажется, что-то подобное уже происходило со мной, но когда, где, и, вообще, была ли я...

Или это был только сон — лето, дача, бабушка, мальчики и девочки, играющие во взрослых, еще не понимая, что именно они делают. Девочка, от которой пахло конфетами, а теперь... господи, разбудите меня, я умоляю. И меня услышали — резкая боль в руке заставила проснуться. Сумасшедшая старуха, которая уже забыла о том, что делают «взрослые», лезла с вонючими поцелуями, к тому же сорвала капельницу, сонливость медленно отпускала.

— Помогите! — завопила я и поняла, что горло пересохло, и звук получился очень тихий, но все равно кто-то вбежал в палату и стянул с меня старушку...

— Очухались? — спросила непривычно вежливая медсестра. — Тогда пошли в душ.