В Париж Чаров прибыл во всеоружии. Три месяца подготовительного периода гарантировали ему успех в намеченном мероприятии, но только при условии, что его теория, чутье и выбранный путь были правильными. Если он ошибся и взял не тот след, придется все начинать заново, несмотря на крупные финансовые потери. Понятное дело, он тратил не свои деньги, а пользовался финансовой поддержкой заказчиков. Тем не менее, не любил понапрасну сорить деньгами. К тому же на карте стояла его репутация, а ее невозможно оценивать по ставкам гонораров. Репутация — это все, что он имел и благодаря чему жил. Потеря имиджа грозила полным крахом. А что значит для человека в солидном возрасте оказаться у разбитого корыта? Строительный бизнес его никогда не интересовал, он относился к нему как к ширме.
Конечно, Чаров считался очень богатым человеком даже по сегодняшним меркам, но деньги в его жизни играли не главную роль. Жизнь без азарта, приключений, риска, авантюр, без путешествий не имела для него смысла, как еда без соли. Дуэлянт-профессионал. Его главным оружием всегда оставался интеллект. Дуэль умов, вот что его занимало. Он умел пользоваться своим оружием и побеждал, но побед своих фейерверком не отмечал. Ему куда важнее было самоутверждение, сознание того, что он лучший, непобедимый. Закончив одно дело, Чаров тут же забывал о нем и всецело погружался в новый круговорот событий.
Париж встретил его чудной погодой, ласковым солнцем и уютом уличных кафе. Он оставил свой чемодан в отеле и пошел на прогулку. Прекрасное знание французского языка все упрощало. На Монмартре Геннадий Устинович купил у русских художников пару картин. Не то, чтобы они ему понравились, а для знакомства. Пожилого звали Андре, и он хорошо говорил по-русски, молодого — Леон. Родного языка он не знал, так как родился в Париже, его русский отец был женат на француженке и в семье по-русски не разговаривали.
Чаров пригласил новых друзей посидеть в небольшом бистро и выпить по стаканчику красного. Художники оказались людьми общительными, веселыми, не жалующимися на тяготы жизни и нестабильность заработка. Разговор начался с веселого смеха. Леон Геннадия назвал не Геной, а гением, не понимая, какой это имеет смысл. Андре и Чаров долго смеялись, потом объяснили молодому человеку игру слов.
— Если Леон назвал тебя гением, Гена, то почему бы не считать это фактом, — смеялся Андре. — Может быть, он прав?
— Вряд ли. Я обычный смертный. Скромный петербургский бизнесмен с глубокими русскими корнями.
— Впервые в Париже?
— Да. И мне наконец довелось увидеть столицу мира.
Чаров лукавил. В Париже он был не раз и не два, и знал город не хуже коренных горожан.
— Отпуск?
— Да. Который я решил совместить с делом.
— Болезнь всех бизнесменов.
— В моем случае это не так. Я ищу свои корни. Мой дед во время революции в России эмигрировал во Францию и по некоторым данным жил в Париже. Слыхал, будто у него был здесь свой дом. Мечтаю найти его и глянуть одним глазком.
— Как звали твоего деда?
— Граф Петр Ростопчин.
— Имя наверняка известное в старых кругах эмигрантской знати. Попробую тебе помочь. Сам ты весь отпуск убьешь на поиски, а у меня много друзей из бывших русских. Я и сам сын эмигрантов. Кто-то что-то наверняка слышал.
— Ты сделаешь большое дело, Андре. С удовольствием куплю у тебя еще одну картину. Мне по душе твой стиль.
— Где ты остановился?
— В отеле «Орион» на левом берегу Сены, неподалеку от Нотр-Дам де Пари.
— Приду утром, чтобы тебя застать. Вряд ли нормальный человек будет сидеть в гостиничном номере, особенно по вечерам.
— Очень признателен за заботу.
— Нет проблем. Ты симпатичный парень, мне будет приятно сделать что-то хорошее для своего, как это говорится…
— Земляка.
— Вот. Вот. Именно.
Они выпили еще по паре стаканчиков и разошлись.
Андре появился, как обещал, утром, но не на следующий день, а через сутки. Судя по его широкой улыбке под усами и бородой, он пришел не с пустыми руками. Что всегда поражало Чарова, так это умение иностранцев до пожилого возраста сохранять родные зубы в хорошем состоянии. Небольшой уютный номер заливали солнечные лучи. Чаров предложил выпить по чашке кофе. Устроившись поудобнее, Андре заговорил: