Лик полуночи

Белладино подсказал, что ей нужен сейф. Скорее всего, он не заколдован, но точно хорошо заперт. Она не разбиралась в замках, но что-то в ее голове назойливо шептало, что не стоит об этом беспокоиться. Белладино был уверен в себе и знал, что поможет ей найти выход.

Сейф оказался в задней части аптеки. Большой, внушительный. В таком можно хранить не только ампулы со временем, но и минералы, и химикаты, которые могут оказаться слишком опасными, если их оставить без присмотра. Сейф был плотно закрыт тяжелым замком.

Не может быть, чтобы это оказалось так просто, усмехнулась она про себя, осматривая замочную скважину и взглянув на стойку, где Лейвуд оставил кольцо с ключами. Когда он повернулся спиной, она схватила ключи, хотя рука ее напряглась, а тело сопротивлялось. Все-таки она не была воровкой. Ясно, что аптекарь и не думал, что они залезут к нему в сейф. Ясно, что и она не собиралась брать то, на что не имела разрешения. Но с другой стороны, аптекарь же ничего не сказал им про то, какие ключи можно брать, а какие нельзя. Он отдал всю связку.

И по закону, я в полном праве использовать такую иглу, сказала она себе. Это прозвучало одновременно правдой и неправдой. Разрешения на иглу у нее не было… или было? Ее память будто покрылсь пеленой, воспоминания расплывались.

Подождите, да, конечно же, у нее было разрешение на использование такой иглы. Как она могла забыть?

Она с легкостью открыла сейф. Внутри лежало множество самых разных принадлежностей, на большинстве из которых были наклеены длинные этикетки с указанием того, с чем их нельзя смешивать. И там, у самой стенки, в запертой стеклянной кювете хранился шприц. Его цилиндр покрывали замысловатые узоры, и он казался таким красивым. В течение нескольких минут Мелани пыталась открыть крошечный замок на кювете, но все ключи были слишком велики. Поэтому, недолго думая, Мелани взяла гирьку от весов и стукнула по кювете. Раздался звон стекла.

– Что это было? – крикнул Лейвуд.

– Ничего. Футляр сломался. Но я возмещу, – отмахнулась она от его беспокойного голоса.

– Будь осторожна, пожалуйста.

– Конечно, конечно.

Она закрыла сейф и положила ключи на стойку.

Снова наступила тишина. Время от времени она поглядывала в его сторону и обнаруживала, что он наблюдает за ней. Это вызывало у нее странные, противоречивые ощущения внизу живота.

– Я помню, как мое время заливали в ампулу, – внезапно сказал он.

– Не может быть, – засмеялась она.

Он, наверное, думает, что я в мрачном настроении, и решил меня посмешить. Время берут у младенцев.

– Честно, помню. У меня взяли время позже обычного, потому что отец пытался обмануть сборщика налогов. Он просто не заявил о моем рождении.

Она прекратила поиски и закрыла шкаф, который исследовала. Она хотела спросить его, пытался ли отец защитить его, позволить сохранить его время или он намеревался продать его на черном рынке, чтобы выручить побольше денег. Пять лет – столько времени забирают на уплату налога на время. Его заливают в маленькие магические ампулы и стеклянные диски – четыре года идет в казну города-государства, один в карман родителей. Потом и ампулы, и диски циркулируют в качестве денег, пока кто-то не накопит достаточно богатства, не выкупит его и не вспрыснет в себя. Конечно, выкуп и впрыск означал, что нужно снова заплатить налоговикам, чтобы они могли извлечь время из стекла и сделать инъекцию. Инъекцию из капельки вашего времени, капельки еще чьего-то. В общем, по капельке от каждого.

Таково было повеление богини. Время необходимо делить, время необходимо обменивать, время должно циркулировать.

Хотя Мелани больше всего интересовали мотивы его отца, о котором она знала то, что знала, она спросила совсем другое:

– На что это было похоже? Похоже на то, как берут налог на эмоции по достижении возраста трех пятилеток? У меня брали всего три года назад.

Всего три года назад? Кажется, целая жизнь прошла.

– У меня брали семь лет назад. И нет. Нет, это такой странный всплеск эмоций, а потом притупление. Это было… болезненно. Но я чувствовал легкое головокружение, эйфорию. Они взяли больше, потому что набежали штрафные проценты.

– Это несправедливо. За это должен был заплатить твой отец.

– Он и заплатил. В тройном размере.

Мелани резко вздохнула.

– О, я…

Но Лейвуд продолжил:

– Этот инцидент заставил меня кое-что понять в очень раннем возрасте – о жизни. Вот почему я так много работал. Я не унаследовал гостиницу от родителей. Я заработал все сам. Настоящее время намного ценнее, чем время в ампулах. У него и курс обмена выше. Я решил, что хочу потратить свое, как можно более продуктивно, чтобы получить максимальную прибыль. Таким образом, когда я буду близок к смерти, мне не захочется докупать время – откладывать лишние дни, месяцы или годы. Потому что я не буду ни о чем сожалеть. Думаю, что только те люди, которые зря тратят свою жизнь, потом стараются наскрести лишние минуты.