Лиходеи с Мертвых болот

Он жил в глубокой пещере на безлюдном берегу Дубиссы. И звали его в народе сигонта Тренята. Сколько ему было лет, того прозорливец не знал и сам. Зато ведал, что произойдет с родной Литвой и со всеми, кто живет в ней.

Последнюю ночь Тренята спал беспокойно на своем жестком ложе. Все время виделся ему один и тот же странный сон: старый ворон клюет падаль и никак не может насытиться…

«Что бы это значило?» — спрашивал сам себя сигонта, но ответить не мог. И тогда он стал готовиться к обряду. Нелегкое было это дело, да вещий сон заставлял поторапливаться. Вот уже и костер заполыхал в темноте пещеры, и вода закипела в котле — можно приступать.

Медленно помешивая в котле варево, Тренята понемногу добавлял в него то сухой корешок неведомой травы, то засушенную лапку летучей мыши, то странный желтый порошок неведомого минерала. И вот наконец над котлом появился молочного цвета пар, на котором, как на большом экране, метались какие-то тени то ли людей, то ли животных. Однако вещее слово приостановило круговерть образов, тут же стали выделяться и приближаться отдельные лица. И все это продолжалось до тех пор, пока седой как лунь старик не пожелал заглянуть в башню монастырского замка.

— Так и есть! — воскликнул он, увидев в небольшом помещении юную деву, возносившую молитвы к небу. При этом у ее ног сновали отвратительные черные крысы с белыми крестами на спинах.

— Негодяи! — задохнулся от праведного гнева старец. — По кому же ты плачешь, красавица?

На белом сгустке пара он узрел другое лицо. Это был молодой чернобородый воин со смелым взглядом из-под мохнатых бровей. И вновь сигонта пожелал видеть лицо узницы девичьей башни. Он долго вглядывался в него, нашептывая какие-то магические заклинания. И ему открылось будущее юной пленницы — от него веяло холодом и сыростью могилы.

— Нет! — возроптал старец. — Я не отдам тебе, безносая, такую красоту! Хватит с тебя других жертв! Эта девушка будет жить, ибо я так хочу!

Но в ответ Тренята услышал только удаляющийся смех, тяжелый и жуткий, от которого стыла кровь и седели виски. Но старика не испугать! Слишком много познал он тайн бытия и мог еще потягаться с черными силами, даже с самой смертью. Ведь смерть — всего лишь некая законченность, последний штрих на картине жизни. Это то, у чего нет будущего. Совсем другое дело — жизнь после смерти — это память о добрых деяниях, великое существование бессмертного духа.

— Мы с тобой еще потягаемся, костлявая! — погрозил Тренята немощным, на первый взгляд, но всемогущим на деле кулачком, в котором была зажата щепотка драгоценного минерала. Этому минералу и названия-то в языке людей не существовало. Старец бросил каменную пыль прямо в открытый огонь — все исчезло в переходах времени. Куда девался старец, куда исчез мир?..»

(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского.)

Глава 24

РУСЬ. ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА

Немало тяжелых мыслей пришлось передумать боярину Матвею после того, как он едва не стал жертвой покушения. И выводы напрашивались сами собой. Он посчитал, что смог в мыслях распутать тот клубок, который враги земли Русской сплели вокруг этого города.

Чтобы обезопасить себя в дальнейшем, боярин принял ряд мер. Дворня его была воспитана в строгости и послушании, владела воинскими премудростями. Она в лучшую сторону отличалась от принадлежащих столичным вельможам многочисленных слуг, которые славились наглостью и вороватостью, и порой сами были замешаны в разбойничьих делишках. Теперь дом Матвея охранялся строго и бдительно, а сам боярин не появлялся на улицах в одиночку, ходил лишь по открытым местам, избегая темных закоулков. Это придавало ему уверенность, что если следующее покушение будет совершено, то встретит он его во всеоружии и вряд ли позволит врагам довести свой подлый замысел до конца.

Но только заботой о собственной жизни он не ограничился. Душа его была преисполнена решимости воздать лиходеям сполна.

Перво-наперво он сел за стол и подробно изложил в письме происшедшие события, особое место уделив своим соображениям и подозрениям на сей счет. Настоятельно просил в своем послании, чтобы действия, которые предпримет уважаемая им сановная особа, были бы окружены строжайшей тайной и о них знало бы как можно меньше людей.

Подстраховавшись и очистив душу, Матвей принялся расставлять сети. Было доподлинно известно, где искать и что искать, а это уже немало. Среди ближайших слуг имел он таких, кто мог проползти ужом куда угодно, был легок и невидим, как ветер, мягок и ловок, как кошка, и от чьих ушей и глаз не скроется ничего. Не раз помогали они ему в странных и важных делах, которыми приходилось боярину заниматься на службе государевой.

Обложив «дичь» со всех сторон, Матвей теперь ждал, чем всё это кончится. И час пробил…