Лихое время

– Зазря ты на Гоху насуропился! Наум-то, сам знашь, языком што помелом… А на Гоху подозренья возводить… Опять же заслуги ево партизанские…

– Ладно… Но дельце, которое он предлагат, какое-то стрёмное. Больно всё просто – деньги сами в руки…

– Ага, а тебе чево надо? Тарарам с пальбой до небес? Тихо взять – в путь-дорожку!

– Сегодня, говоришь, просил Гоха встречи?

– Ну… А то ентот дохтур московский завтра с Гохой уезжать собралися… Получат, стало быть, золотишко – и ту-ту на паровозе!

– Капитал мне, конешно, такой лишним не будет. Золотого запасу не так уж много, да и когда его много было… – усмехнулся через силу Костя – на душе кошки скребли.

Это и Цупко заметно стало. Неприятный холодок пробежал у Фили по загривку.

– А можа, Костя, ну его к лешему, Гоху толстого! А то и впрямь, «Господи, помилуй» так орудует, што не до жиру – быть бы живу…

– Вот мы им напоследок жирную печать и пришлёпаем! Наше вам! – поднялся Ленков. – Пошли, што ли! По дороге обскажешь про полезность твоего офицерика… Мож, и вправду сведёт в Маньжурке с толковыми знакомцами…

– Павел! – позвал Цупко от дверей. Калинин вышел из комнаты с книгой в руках, сзади выглядывал Васька.

– Паша, не в службу, а в дружбу – нарежь, мил-человек, мне табачка, дюже у тебя аккуратно получатся. Заранее наше спасибочко!

Цупко прожурчал просьбу елейным голосом, а Костя ещё раз разглядел квартиранта – ентилигент на вид, ишь, с книжкой… Такой в антриганты не запишется, у такого и знакомства, конешно, благородные…

Несколько успокоенный, Ленков повернулся к Цупко:

– Дай-ка мне пальто вот это твоё, а то свежо покуда по ночам.

Он снял с вешалки коричневое пальто, взамен водрузил на крючок брошенный при приходе серый дождевик.

– Иди крюк накинь, – сказал напоследок Филипп Ваське. И растворился с Ленковым в темноте…

3

К этому времени вся подготовка операции ГПО по захвату Ленкова была завершена. Помимо Бурдинского в группу захвата были определены два молодых, но довольно опытных сотрудника – Спиридон Пряхин и Николай Морехов. Оба успели повоевать, Морехов даже до комроты дослужился.

Местом для встречи Бурдинского и Ленкова выбрали дом портного Каткова. Дело в том, что Ленков знал сорокавосьмилетнего Фёдора Архиповича Каткова очень давно, ещё когда дербанил с Бурдинским в Маккавеево привезённую из Маньчжурии контрабанду.

Хорошо знали портного Каткова в близлежащих к Чите селах, которые он объезжал, снимая мерки и обшивая крестьян, так сказать, прямо на дому. И Костя у него на пошив заказы делал. А то и сбывал Фёдору кое-какую мануфактурку. Был Катков человеком гостеприимным, знакомые сельчане запросто приезжали к нему в город, останавливались на ночлег.

Другими словами, дом Каткова не относился к «хазам», поэтому был вне подозрений, что знал и Ленков. Не палёное место. На этом и строился расчёт ГПО.

Удобен этот дом был ещё и тем, что напротив, с тыльной стороны двора, за забором, торчал вместительный соседский сарай – удобно для засады, укрытия подкрепления. В засаду Бурдинский, с разрешения Бельского, попросил самых надёжных ребят у военкома конного полуэскадрона милиции Баранова. Тот выделил и проинструктировал троих крепких парней во главе с членом партии Яшиным, специально подобрав некурящих, чтобы полную маскировку соблюсти.

Засада была расположена в сарае заблаговременно. Заранее были удалены из дома и его обитатели: хозяина незаметно увезли в ГПО, а его жену и дочь – на частную квартиру.

Дом портного опустел и перешёл в полное ведение Бурдинского, который с двумя своими новыми «помощниками» стал готовиться к встрече с Ленковым: закупил закуску и целую четвертуху спирта. Бурдинский и сам себе не мог объяснить, куда он набрал столько выпивки, ведь знал, что ныне Костя много не пьёт, да и раньше особо не перебирал. Видимо, Гоха мерил своей меркой: пока есть спиртное – надо пить. Сдохнуть, но не оставлять, даже на донышке.

К типичной пропойной психологии у Бурдинского круто примешивался страх. Гоха не мог понять, чего он страшится больше: справедливого возмездия от властей или расправы от руки атамана бандитов.

Наверное, этот страх, заполнивший душу и каждую клеточку некогда могучего, но уже давно заметно обрюзгшего тела, и воздействовал на мозг и остальной организм Бурдинского самым необычным образом. Чаще страх парализует человека, его волю, мысли, поступки. С Бурдинским было всё не так. Из него пёрла неуёмная бравада, незаурядный артистизм. И – даже хмель не брал! Пока шли все приготовления к вечерней встрече, Бурдинский успел уже несколько раз приложиться к содержимому приобретённой на казённые чекистские деньги четверти. Пару раз это ему даже удалось проделать незаметно от «помощников» из ГПО.

А ещё помимо пропитавшего всё естество страха Гоха исходил непонятной тоской и тревогой. Тревогу себе он ещё мог объяснить: а как сорвется задуманное, а как в ходе операции что-нибудь пойдёт наперекосяк… Но вот тоска… Почему тоска? Отчего?