Лихой гимназист

Лекция продолжилась. Чары делились на множество групп: атакующие, защитные, усиление, изменение, исцеление и прочее. Некоторые действия, как, например, метание чёрного шара, совершались одним заклинанием, для других — таких, как усиление или исцеление, было нужно нескольких разных заклинаний, которые заставят стихию работать нужным образом. Так чтобы усилит пулю, требовалось напитать её силой, обезвредить (стабилизировать) и «запрограммировать» активацию при сильном ударе. И каждый этап — отдельная фраза на древнем языке стихий.

Чтобы лечить самого себе или сращивать повреждённые ткани, необходимо было, прежде всего, овладеть техникой изменения или обращения. Это означало уметь трансформировать своё тело в стихийную оболочку. На том же принципе основывалась техника защиты и техника так называемых прыжков — мгновенных перемещений в пространстве.

В три часа ночи я, уставший и замученный этой нескончаемой лекцией, демонстративно отодвинул тетрадь, положил перо и заявил:

— Всё, хватит. Больше ничего писать не буду. Мне завтра в школу идти. Потом продолжим.

— Ладно, — согласился Хаос. — Этого тебе хватит на ближайший год. Достигнешь совершенства в данных заклинаниях, будем заниматься дальше.

— Скажи, зачем ты это делаешь? — спросил я.

— Я объяснял, — архонт поднялся.

— Погоди. Давай начистоту. Какой в этом смысл? В Петербурге три или четыре семьи, владеющие чарами тёмной стихии. Все, кто что-то умеет, учатся в соответствующих местах. Остальные — слабаки, которых вряд чему-то научишь. Ты сказал, я призван возродить школу тёмной стихии. Как, чёрт возьми, я должен это сделать? Кого я буду учить? Мне нужна конкретика.

Казалось, архонт сейчас исчезнет, так ничего и не ответив, но он не сдала этого.

— Вопросы, вопросы, вопросы… одни вопросы. Больше заняться нечем, кроме как задавать глупые вопросы? В этом городе много людей, которые имеют талант. Гораздо больше, чем три никчёмные семейки. Даже в этом доме есть потенциальные заклинатели. Когда придёт время, всё узнаешь. А пока занимайся, чем должно.

— А что это за хрень с бесами, которые завладевают душами людей?

Архонт вздохнул.

— Вот почему я не хотел связываться с человеком из другого мира. Ты долго меня будешь донимать?

— Я должен знать правду.

— Кто-нибудь тебе точно её расскажет. Кто-нибудь из тёмных невежественных людишек, которые вечно твердят о своих бесах. А мне надоело.

— Нет, давай начистоту…

Но теперь архонту точно надоело. Он махнул рукой и исчез, а я взял пресс-папье, промокнул последнюю страницу, а затем отправился в постель, проклиная понедельник, который уже через четыре часа поприветствует меня стуком в дверь человека-будильника.

В этот понедельник я решил пойти не к утренней молитве, а к началу занятий, и посмотреть, что будет. Подумал, что те полчаса, которые приходится слушать бубнёж священника, можно потратить на более полезные вещи.

Некоторые здешние порядки меня сильно раздражали, особенно повальное насаждение религии. И самое интересно, что не меня одного. Многие гимназисты не испытывали ни радости от простаивания на молитвах, ни пиетета к вдалбливаемому им закону божьему.

Общество тут было ужасно религиозным, религия лезла отовсюду. Все поголовно соблюдали посты, ходили в церковь по воскресеньем, царь-батюшка считался проводником божье власти, а любое непочтительное высказывание, направленное в сторону церкви, приравнивалось чуть ли не к государственной измене. Однако это не мешало молодёжи бунтовать против общепринятых норм.

Ну а я был человеком двадцать первого века со сложившимся мировоззрением. К всевозможным верованиям я относился равнодушно, но насаждаемая идеология мне была чужда, а попытки залезть в голову, не вызывали ничего, кроме неприязни и желания дать в лицо лезущему. А мозги тут промывали обстоятельно, и даже надзирателям предписывалось следить не только за поведением учащихся, но и за их образом мыслей и моральным обликом.

В понедельник моё отсутствие на утренней молитве никто не заметил, а то, что я больше не живу в общежитии, не замечали уже третий день, несмотря на повальную слежку за гимназистами.

Во вторник я тоже пришёл непосредственно к урокам, но на этот раз моя выходка не осталась незамеченной. На перемене классный надзиратель подозвал меня к себе.

— Алексей Александрович, — произнёс он достаточно строго. — Не видел вас сегодня на молитве. Почему?

— Потому что меня там не было, — ответил я.

— Нарушаете распорядок, между прочим. В чём причина?

— Уроков много. Зубрю до ночи. Вот и проспал.

— Старший по комнате обязан следить за тем, чтобы учащиеся вставали вовремя. Кто у вас старший?

— А я и не живу в общежитии. Переехал недавно в другое место.

— Тогда почему вы не поставили в известность ни меня, ни руководителя класса?

— Запамятовал, — пожал я плечами. — Всё хочу сказать, а постоянно забываю.

— Так, ладно. Сегодня ограничимся предупреждением. Но если ещё раз не явитесь на молитву, я вынужден буду назначить наказание. И да, позвольте, отмечу ваш адрес, — надзиратель открыл тетрадь, в которой постоянно что-то писал.