Лихолетье

Князь Юрий докучал несильно. Служба княжеская была для Тимофея не в тягость. Забавы да пиры стороной не обходил. Стал женихом не сказать, что завидным, но сосватали за него дочь Петра Оследюковича – не последнего боярина при великом князе. Чем не жизнь.

Шло время, и завертела его служилая доля. Сам того не ведая, прикипел он к князю и без забот княжеских тяготился. В имениях бывал редко, да и детишек с женой видел и того меньше. Меньше стал шастать и по пирам, больше стремился на охоту. И душе спокойней, да и озорнуть, потешить душу можно.

Княжич Владимир остался ему товарищем. Виделись они теперь реже, как доверил великий князь своему старшему сыну блюсти Москву, но на соколиный лов вдали от великокняжеской свиты выбирались с Тимофеем по-прежнему.

Владимир ехал впереди с крупным темным кречетом[35] на вытянутой руке. Соколятники держались возле него. Птица, недовольная долгим сидением, помахивала крыльями. Мешочек на голове лишал ее возможности двигаться. Кречет то и дело перебирал когтями кожаный рукав на руке у Владимира.

Тихая заводь встречала ловцов урчанием лягушек и редкими криками болотных птиц. Охотники остановились за густой ракитой на бережку, присматриваясь вокруг. Среди кочек и островков тростника, осторожно перебирая лапами, бродили несколько серых цапель.

Тимофей, державшийся в стороне, толкнул зазевавшегося служку плетью.

– Шугни-ка малость.

Очередь пускать птицу была за княжичем. Сокол же Кряжа сидел на руке соколятника мирно с таким же кожаным мешком на голове.

Лохматый парубок, прячась за кустами, пробрался камышами к самой воде. Вынул из-за пазухи деревянную дудку. Резкий прерывистый звук вспугнул болотную живность. Вместе с цаплями, оглашая окрестности, в небо вспорхнула стайка уток и закружила над лесным водоемом.

Владимир сорвал мешочек с головы кречета, и тот взмыл вверх настолько высоко, что от большой птицы на небе осталась только одна точка, едва различимая оком. Цапли первыми заметили спускающегося кругами хищника. Их тревожный крик раздавался далеко в округе. Чуть не задевая крыльями верхушки деревьев, они устремились прочь. Лишь утки все еще летали вокруг.

Кречет сделал последний круг и камнем упал вниз. Добычей его стал громадный селезень, рухнувший возле берега, но птица не опустилась на землю, а снова взмыла вверх. Пока последняя утица не забилась куда-то в подлесок, крылатый охотник выбил всю стаю. Затем сделал еще круг над опустевшей озериной и вернулся на призыв.

Птица успокоилась. Страсть от охоты улеглась. И Тимофей приблизился к Владимиру:

– Ох и ненасытен твой кречет, княже. Бьет всех, кто не покажется.

Довольный своей птицей Владимир отвечал, улыбаясь:

– Верно. С таким кречетом без добычи не остаться.

Улыбался он от души. Впервые за нынешний день.

– Да и твой неплох, – кивнул на притороченную к седлу боярина добычу, – скоро, гляди, и конь спотыкаться начнет… К отдыху время не приспело.

– Да за отдыхом дело не станет. Не так далеко мы и от имения ушли.

Кряж посмотрел перед собой.

– Через эту чащу проберемся и к веси выйдем. А там берегом реки и вернемся. Так способней будет.

Вдалеке послышались громовые раскаты. Собирался дождь. Владимир посмотрел вверх.

Кряж заметил и это. Поспешил успокоить:

– Коли спешно двинемся, в дороге не застанет.

Княжич согласно мотнул головой в ответ.

Добыча этим неказистым, пасмурным днем досталась ловцам неплохая. К седлам были приторочены гуси с утками, зайцы и даже лисица, попавшаяся под когти пернатому охотнику.

До реки ехали ходко. Снова насупившийся Владимир устало покачивался в седле. Охота ему успела поднадоесть. Хотелось сесть за широкий стол да отведать свежей дичи с добрым медом. А меды в имении Кряжа были хороши. Не раз пивал их старший княжич Владимир в имении боярина Тимофея.

По пойменному берегу стали попадаться косцы. Надвигающаяся непогода торопила селян с подсохшим сеном. Летнее время требовало расторопности. Знающие нрав своего боярина смерды[36], завидев охотников, предпочитала схорониться. Не успевшие пригибали спину и ждали, пока нежеланные гости проедут мимо.

Всегда шумливые охотники ехали на сей раз тихо – не шалили.

Тимофей Кряж поднял голову и уныло смотрел на чернеющее небо. Вымокнуть под надвигающимся дождем желания не было и у него, а больше всего хотелось угодить княжичу. Седмицей раньше великий князь, зная их дружбу, обмолвился словом, что отпустит его в ближние бояре к Владимиру в Москву. И манило Тимофея стать первым при Владимире, ведь старший сын – ему и дорога на великокняжий стол, когда время приспеет. Да кто его знает, великого князя. С чего бы это он усердного боярина от себя отпускает? Кряж боялся прогадать. Который день он думал, как угодить Владимиру да и повыведать у того, что к чему.

Небо совсем заволокло. Холодный порыв ветра чуть не сбил шапку с головы Тимофея. Зашумели деревья. На землю упали первые капли теплого летнего дождя.

Конь княжича заволновался. Тимофей увидел его недовольное лицо. Вымокнуть насквозь тому явно было не нутру. Он ткнул своего коня под бок и поскакал, покрикивая:

– За мной, за мной держись.