Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

Сенька настороженно следил за незнакомцами. Но страха и боязни у него не было — все вытеснила мучительная тревога за попавших в беду родичей. С надеждой вглядывался в лица, губы его беззвучно шептали:

Может, они спасут, чай, ведь наши, русские!

Отрок решительно вышел из-за дерева, сначала робко, затем все смелее двинулся наперерез чужим.

Кое-кто из лесовиков схватился за оружие, а большинство стало креститься — уж очень неожиданно, словно из-под земли выросло перед ними видение в разодранной белой рубахе. Только Гордей сразу распознал, что перед ним обычный отрок.

— Ты откель взялся в сей глухомани? — с любопытством уставился он на Сеньку.

— Тутошний я, дяденька! С деревни, что поблизу, — испуганно поглядывая на грозного лесовика, отвечал тот и вдруг зарыдал.

— Ты чего, молодец? — участливо спросил Гордей. — Не бойся, никакого лиха тебе не сделаем.

— Дяденьки, спасите наших! Пропадут они теперь! — Парнишка бросился на колени.

Ватажники, ничего не поняв, недоуменно переглянулись.

— Погоди, не голоси! — Атаман, взяв Сеньку за плечи, поднял его с колен. — Сказывай толком!

— Деревня наша недалече отсюда! — всхлипывая, заговорил отрок. — Живем мы там, дяденька, с Гонами вместе. С год уже, как осели…

— Ну! — нетерпеливо воскликнул Гордей. — Дальше-то что?

— А сей день лихо учинилось великое, ордынцев привела на нас сила нечистая. Похватали они всех Гонов и Настю, сестренку мою! — скороговоркой выпалил отрок и, шмыгая веснушчатым носом, робко обвел взглядом хмурые лица лесовиков.

— Вишь как оно! — угрюмо буркнул Федор.

— Кошки нет — мышам раздолье, — с необычной для него серьезностью заметил Митрошка.

— А много ль ордынцев? — спросил Клепа; он с трудом сдерживал волнение, лицо побагровело, печальные глаза застыли в настороженном ожидании.

— Страсть! — выкрикнул Сенька, но, увидев, что ватажники и вовсе насупились, спохватился, добавил: — Не дюже много их, дяденьки! Душ двадцать, не больше.

— Пуганая ворона и куста боится, — неожиданно пришел ему на помощь Клепа.

Атаман удивленно покосился на рыжего лесовика, переспросил отрока:

— Так сколько их?

— Вот те крест! — взволнованно воскликнул Сенька. — И двух дюжин не будет!

Он с мольбой переводил взгляд с одного лесовика на другого.

— Надо идти! — глядя на атамана, сказал Федор — Негоже, Гордей, дать пропасть сиротам, что в беду такую попали. Ежели изгоном нападем, управимся.

— Это, конечно, верно… изгоном, — не очень уверенно протянул тот. — Только маловато нас, дабы с двумя дюжинами конных татар сладить.

— Все одно идти надо! — упрямо повторил порубежник.

— Куда идти, поздно уже! — сердито буркнул Рудак. — Там, чай, никого уже не осталось. Ордынцы, они на руку скорые — кого не убили, поугоняли в полон.

— Может, и не поздно, да не по пути! — с ходу поддержал его молодой чернец в линялой скуфейке, который пристал к ватаге в Серпухове.

— Ежели по совести сказать, братцы, и у меня не лежит душа к сему, — недовольно заметил долговязый лесовик. — Как бы оно не обернулось так, как давеча, когда хотели тарусскому князю помочь, а едва сами ноги унесли.

— А я бы пошел! — блеснув задорными глазами, выкрикнул Ивашко-кашевар. — Вишь, как поганые измываются, нигде от них спасу нет!

— Будто и впрямь все снова повоевали! — подхватил кто-то. — Запамятовали, должно, как в Куликовскую сечу побили их.

Но Гордей молчал, он все еще колебался… После того как лесовики вместе с молодыми крестьянами и монахами-чернецами покинули подворье Владычного монастыря, они направились в Тарусу. Но в городе, куда под вечер следующего дня добрались ополченцы, тарусских ратников уже не оказалось, князь Константин еще накануне переправился с полками через Оку.

Ранним утром отряд Гордея и Федора был уже на правой стороне реки. Увы, помощь лесных и монастырских людей запоздала. За Окой в одиночку и группками стали попадаться им конные и пешие беглецы. От них узнали: ордынцы разгромили тарусскую рать. Пока судили-рядили, как быть дальше, татары обнаружили отряд. В ожесточенной схватке большинство плохо вооруженных ополченцев погибли, остальные разбежались. Отбиться от татар удалось лишь Гордею, Федору да полутора десяткам лесовиков и монахов. Оторвавшись от преследователей, они укрылись в лесной глухомани, где и повстречались с Сенькой…

Лесовики спорили, что делать дальше, а время шло. Вдруг Клепа, который по-прежнему не спускал глаз с Сеньки, решительно направился к нему.

— Слышь, малый! — положил он на плечо отрока тяжелую руку. — Почудилось мне иль вправду ты молвил что-то о Гонах?

— Сказал, дяденька, — с готовностью кивнул тот.

— Ты сам-то кем им приходишься?

— Сестренка моя, Настя, за Фролкой Гоновым.

— Вона что!.. Так ведь Гоны под Тарусой жили?.. Иль, может, не те?

— Мы и жили. Только раньше жили, а нынче тут, с Ивана постного уже. Ушли от лиходея боярина Курного. А ты откель про нас ведаешь? — Сенька впился взволнованным взглядом в лицо рыжего.

— Погоди, погоди, малый, — побледнев, сказал Клепа. — Сказывай: Антипко, мужик Степаниды Гоновой, тож тут с вами?