Лики России (От иконы до картины). Избранные очерки о русском искусстве и русских художниках Х-ХХ вв.

Но вот дата, которая уже много десятилетий утвердилась за портретом, сегодня у искусствоведов вызывает сомнения. В каталог коллекции Третьяковки картина вошла с прочно утвердившейся датой – 1754 г. Мог ли совсем тогда ещё молодой живописец создать шедевр уровня лучших работ современного ему мирового искусства? Портреты, о которых шла речь выше, – Екатерины Алексеевны и Петра Фёдоровича, спору нет, хороши и оригинальны, но это всё-таки, пусть вольные, но копии с портретов кисти Каравакка и Грота. Копии, которые лучше подлинников. Но копии.

Ещё одна загадка: на портрете указано и место написания – Санкт-Петербург. Но данных о приезде живописца в столицу в 1754 г. не обнаружено.

Поскольку, по мнению искусствоведов, перед нами, безусловно, натурное изображение, датировка портрета ограничивается 1761 годом – годом смерти Измайловой. Тут исторический источник свидетельствует однозначно. Надпись на медной доске, снятой с надгробного памятника Измайловой (она ныне хранится в Музее городской скульптуры), гласит:

«Двора Ея Императорского Величества статс-дама Настасья Михайловна Нарышкина (упомянута её девичья фамилия с целью подчеркнуть близость к царскому роду). Скончалась 1761 года майя 6 дня. Жития ей было 57 лет и 5 месяцев».

Логика творческой биографии художника требует ещё лет пяти, чтобы мастер смог достичь столь высокого уровня натурного портрета.

Если историкам произведения искусства служат дополнительными источниками для изучения культуры, нравов, психологии исторических персонажей эпохи, то и искусствоведам важны замечания историков, позволяющие, например, атрибутировать картины. Портрет Измайловой яркий тому пример: историки, изучившие портрет, высказали соображения о том, что рюши по вырезу платья и роза на груди статс-дамы перекликаются с подписными портретами кисти Ротари, датированными 1759 г., например, портретом А. А. Голицыной, урождённой Строгановой (читатель и сам может в этом убедиться, – этот портрет также хранится в «Третьяковке»).

Почему и историкам, и искусствоведам так важно, когда написан этот превосходный портрет, несущий в себе много исторической информации? Дело в том, что именно в 1759 г. Антропов заканчивает курс обучения у Ротари и готовит «экзаменационную» работу – на звание портретиста, – а именно портрет Измайловой.

И это первая его работа, в которой главное для художника – не обозначение темы портретируемой, а передача яркой самобытности представляемого им зрителю человека.

Другие исторические источники это подтверждают. Так, в 1858 г. был опубликован «Дневник камер-юнкера Ф. Берхгольца», в котором ярко описываются люди и события эпохи.

«На балу у кн. Кантемира была красавица Измайлова (которою наш двор очень занимается и занимался бы ещё более, если бы она говорила по-немецки) и многие другие интересные дамы». И далее: «17 февраля приезжал молодой Измайлов, у которого жена красавица, и просил Его Высочество к себе вечером на небольшой бал».

И далее находим в мемуаре камер-юнкера сюжет для небольшого куртуазного романа, где персонаж портрета Антропова превращается на наших глазах в обольстительную владелицу светского салона:

«Мы отправились сперва кататься. Потом, уже около вечера, герцог думал навестить генеральшу Балк и госпожу Румянцеву, но визиты эти не состоялись: он увидел молодую Измайлову, которая одна стояла у окна и приветливо ему кланялась; а потому заехал к ней. Мужа её не было дома, но она сама дружески встретила Его Высочество, хотя он должен был объясняться с нею через переводчика, которым служил граф Бонже, однако ж, несмотря на то, провёл у неё время очень приятно. Пока делали чай, хозяйка весьма ловко сумела поднести нам ещё по нескольку стаканов вина, от которого невозможно было отказаться. Когда мы посидели уже несколько времени у этой хорошенькой и любезной женщины, приехал её муж, который по всегдашнему своему обыкновению начал изъявлять сожаление, что жена его не может говорить по-немецки».