Лилея

- Давно я помнил, стены Керуэза, с востока особенно, неимоверно заросли камнеломкой. Когда ж было мне дожидаться, соблаговолит ли кто недосчитаться меня и спустит ли мост? Долгонько ж мне пришлось карабкаться, да еще синие так и норовили высекать вокруг меня искры!

- Так вот отчего они столь долго стреляли с той стороны!

- Ну да, обидно, поди, было: ползу себе и ползу. Но тысячу раз бы мне сорваться, когда б добрый цветочек не нарыл в кладке щербин! - Ларошжаклен, бросивший уж не один взгляд на Нелли, нечто нашел в ее лице и просиял.

- Ну и щасливец! Не грохнуться с эдакой-то высоты!

- Ай да Ларошжаклен!

- А мы уж в живых не считали!

- А где ж, вправду, наш колдун? - Нелли обернулась к вышедшей вновь на двор Параше: взгляд де Ларошжаклена смутил ее.

- С айротом куда-то Катька ушла, - быстро ответила та, торопясь.

Подруге было очевидно не до разговоров.

- А что, Белый Лис вить здесь? А, Жоб, где ж Монсеньор-то?

- Должно, в башне, - старик махнул рукою. - В башне и есть.

Теперь, сие было заметно, все припомнили о колдунах.

- Два слова, мадам де Роскоф, - Ларошжаклен, в отличие от прочих, не устремился в донжон. - Всего два слова и один вопрос, я не буду докучлив.

- Спрашивайте, Анри.

- Ваши глаза красны… - Молодой шуан покраснел сам. - Смею ли я надеяться… нет, поверить в то было б слишком! Элен! Неужто Вы уронили обо мне пару слезинок?

А вот таково будет, так взять да сказать - глаза песком запорошило? Но и врать-то неохота! Да и что тут вранье - упала-то она, небось, из-за него. Просто не ревела она, а спешила на помощь - хоть и без надежды. Нет, объяснять тут ногу сломишь.

- Да, я плакала о Вас, Анри, - ответ пришел сам собою и на душе стало легко. - О Вас, и о горе юной Антуанетты-Марии. Я щаслива теперь, что Господь отвел от нее сие горе.

- Какого доброго друга нашла в Вас малышка Туанетта, - молодой дворянин опустил глаза. - Может статься, и быть по-Вашему, Элен. Не те на дворе времена, чтоб можно было сказать - коли не она, так никто! Всяк, кто не собирается в монахи, ну а какой из меня монах, Элен, должен влить хоть несколько своих капель в Чашу Грааля.

- Чашу Грааля? Но разве Чаша Грааля - не символ потира Святого Причастия? - с неподдельным интересом спросила Нелли: иное волнение, отличное от волнения любовного пыла, высветило лицо Анри де Ларошжаклена изнутри.

- Как говаривал мой дед, коего было б мне слушать не вполуха, символы Чаши Грааля множественны, но каждый из них спаян с прочими. Франция-Краса, возлюбленная дочь Церкви, жива, покуда вздымается потир. Без потира нет и помазания на царство, если нет помазанника, нет и предстоятеля за Францию перед Господом, нет короля. Но и без дворянства короля также не бывает, король - плоть от плоти дворянского сословия. Священный порядок на земле держится струеньем благородной крови. Есть где-то незримая Чаша, которая не должна опустеть, иначе Франция умрет навсегда. А сейчас сия Чаша наполовину пролита в землю! Дворяне должны иметь детей - даже если воспитывать сих чад придется в лесных убежищах или в городской нищете.

- Я и не ведала, сколь высоко летает Ваша душа, Анри, - прошептала Нелли.

- Любая душа взлетит рядом со святым королем, Элен, - Ларошжаклен улыбнулся с прежней бесшабашностью. - Даже самая бескрылая. Не думайте обо мне лучше, чем я есть. Я заурядный вертопрах. Не случись годины бед, дни мои пролетели бы самой легкомысленной чередою. И это - черта нашего сословья. Мы вить можем по три поколения кряду бездельничать, оттачивая холодное безумие храбрости в «бесполезных» дуэлях. Дуэль всегда запрещали, но она всегда жила. Ее исчезновенье будет главным признаком смерти дворянства.

- Ужас какой, жить в обществе, где нету дуэлей, - Нелли даже содрогнулась от нелепости самого такого предположения. - Вить слово тогда ничегошеньки не станет весить! Разве ж можно мужчине жить дальше, стерпевши оскорбление?

- А он и не стерпит его, мужчина неблагородной крови, - усмехнулся Ларошжаклен. - Он выждет случая, чтоб обидеть в деньгах, притеснить в делах, наконец просто оскорбит в ответ, когда будет с руки.

- Ну, это уж будет не мужчина, но женщина в штанах!

- О, нет! Сие будет существо нового пола, наделенное женской гибкостью - сим орудием слабых, но без женской доброты, без женской способности к самопожертвованию. Но и женщина рядом с подобным существом не останется собою! Она станет холодней и расчетливей, лишенная естественной опоры и не имея кому довериться. Бог знает, чего это я сегодни умничаю, Элен, да еще столь мрачно!

- Думаю, Бог наверное знает, Анри, - Елена улыбнулась.

- Вы смирили меня, северная гостья. Быть может, сие ко благу. Да, мне драгоценна Ваша слеза, было пролившаяся надо мною, но сие уже ничего не изменит. Моя судьба - Туанетта, девчушка, выросшая на моих глазах, для коей я крал десерт, не слишком опасаясь, кабы вид моих карманов не изобличил, что меня еще рано оставлять за столом с мужчинами. Господи помилуй, это вить было целых семь годов тому!

«После ты поймешь, что только ее и любил всегда, а я была лишь наважденьем».