Читаем Лилия полностью

У кого-то это получалось легко и, само собой. И после в кругу представителей одинакового пола я поддакивал с видом искушённого и опытного любовника, и улыбался с понимающим видом, как бы давая понять, что «да, я то знаю».

На самом же деле, как-то не получалось сходу приобнять ненавязчиво таким образом, после которого появляются перспективы. Многие из них, тех, кто в коротеньких халатиках, желали и приняли бы без какой-либо любви. Многие парни подходили и уводили, через время подходили и уводили других, а мне приходилось освобождаться в одиночку, представляя ту самую, которая только что прошлёпала на общую кухню в цветочном халатике. В том случае если была возможность. На металлической кровати, уставившись в потолок и обхватив пятерней твёрдую плоть. Вверх-вниз, вверх-вниз, представляя поочерёдно, начиная с той, которая только что прошла по длинному коридору и заканчивая кем-либо другим, по мере приближения конца…


Позднее я влюблялся в каждую более-менее миловидную особу без памяти, но не настолько, чтобы она затмевала единственную мою страсть, мою боль, отчаяние и ненависть – Лилию.

Порой влюблённость длилась всего несколько часов, до тех пор как мысли не поглощали образы очередной таинственной незнакомки, благо их хоть отбавляй и в каждом случае сотни раз до этого обозреваемый облик представал в воспалённом воображении в новом образе и в новой позе, так что каждая из них, уже и не незнакомая, но обновлялась и казалась таинственной и желанной. Иногда я любил их поочерёдно, а порой всех разом.

Есть в мне скрытная потребность пресмыкаться, но вычитанное в книгах о горячих и напористых мужчинах описания настоящей и страстной любви шло вразрез с потребностью в подчинении. И приходилось жить с этим, в противоречии с самим собой и своими тайными желаниями, в то время как смелости все ещё не хватало и не будет хватать в дальнейшем в необъяснимом опасении насмешек или недоумения той, которая при грубой и непоколебимой напористости отдалась бы с неизбежностью и даже возможно с радостью.

Где-то я вычитал, что мальчики, выросшие без отца и с матерью авторитарного характера становятся мазохистами или геями. Поскольку мать все же не была личностью авторитарной, вторым я в полном смысле этого слова не стал, но склонность подчиняться иногда проявлялась неосознанно и даже осознанно, что несколько мешало, поскольку как предполагается женщины, (многие из них), предпочитают властных и сильных и втайне представляют, что хамливый и грубый, насильно, сквозь благовидное сопротивление склоняет их к соитию, как в бульварных романах буквально «проникая в трепещущее лоно, крепким и большим…». При этом она стонет и любит, и отдаётся, до этого непокорная, но сломленная твёрдым характером настоящего самца и обязательно с черными как смоль волосами, возможно, как вороново крыло или ещё черт знает каким описанием чёрного.

К несчастью и благодаря родителям, черными как смоль волосами создатели меня не одарили, напористостью тоже, хоть и иногда в дальнейшем приходилось делать хамский вид и придавать характер настойчивости, особенно под впечатлением от вливания нескольких бутылок пива или рюмок водки, после которых жизнь казалась прекрасной и лёгкой, а сам я старался выглядеть тем самым самцом, с запредельным уровнем тестостерона, которого возможно в девичьих мечтах представляла та или иная собеседница.

2

Стоит описать отца и мать, их знакомство и имитацию любви, дабы попытаться понять, как могло появиться на свет такое пресмыкающееся, слепленное смешением противоположностей, магнитами разной полярности, которые при наличии совершенного и упорядоченного мира, не должны были бы соприкасаться и воспроизводить потомство.

Мать в отличие от меня имела прилежность и кое-какое постоянство, сохранила немногочисленные записи и редкие, в то время чёрно-белые, фотографии, сложив которые и перемешав, переиначивая на свой лад, попытаюсь отразить краткую историю супружества вплоть до краха.

Фотографии, в отличие от вспышек памяти, имеют доказательный характер происходившего и рассматривая их я успокаиваюсь, поскольку с некоторых пор во мне растёт уверенность, что все мелькающие декорации лишь иллюзия, а все мы на самом деле сидим неподвижно в очках виртуальной реальности.

Да-да, я думаю все что нас окружает это декорации виртуального мира. Все материальные блага – ничто. Благодаря перемещению сознания людей в новую реальность виртуальные ценности, вытеснили потребность обладания благами, которые когда-то были реальны.

Вкусы, осязание, обоняние, и другие чувства которые мы испытываем, на самом деле всего лишь плод деятельности человеческого мозга. Физическое тело человека – это временная оболочка, созданная для защиты и функционирования духовного тела. Жизнь человека, все его прошлое и будущее, весь его мир, это всего лишь проекция сознания. Радости, ощущения, оргазм, насыщение, тепло и холод – это следствие активности человеческого мозга.

Представьте такую картину:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза / Проза