Лилия между тернами

      Я затаиваюсь и смотрю, как в другом конце двора второй перевертыш внимательно обследует каждый уголок двора. Они ведь боятся, что кто-то придет извне. А как быть с тем, что я хочу ускользнуть наружу? Они ведь учуют меня и бросятся в погоню. А я не хочу больше тут быть. Меня здесь больше ничто не держит. Меня нигде больше ничто не держит.

      Перевертыши исчезают. Как часто они делают обход? В любом случае времени у меня, похоже, немного. Собравшись, я отталкиваюсь как можно резче от подоконника и прыгаю в соседний двор. Конечно, если бы я была более сильной или чаще практиковалась, вышло бы гораздо лучше. Но сейчас меня вполне устраивает, что удалось приземлиться бесшумно. Оглядываюсь на дом Риммана. Боль и тоска человеческой половины опять поднимаются внутри, заставляя лапы подогнуться. Это мне не нравится. Боль - это плохо. Она вызывает желание бежать как можно быстрее и дальше. И я это делаю. Позволяю телу двигаться, неслышно перемахивая через заборы. Я не вернусь туда, где причиняют страдания. Это против всех моих инстинктов. Я вообще не хочу возвращаться в человеческую жизнь. Что там осталось такого, к чему бы стоило тянуться? Я ничего не вижу, кроме боли. Только рехнувшееся животное захочет вернуться туда, где причиняют мучения. Я не такая.

      Глава 21.

      Римман.

      Байк послушно проглатывал километры до дома. Я гнал почти на предельных оборотах. Я люблю скорость. Всегда любил. Но сегодня причина этой гонки не в моем желании получить удовольствие от самого процесса. Я хочу домой. Впервые за долгие годы у меня опять появилось ощущение, что место, в котором я живу, это не просто земля, стены, недвижимость, принадлежащая мне по закону, а ДОМ. Место, куда хочется вернуться, где хочется быть каждую минуту, когда не мешают дела.

      И все потому, что там была Ники. Моя Ники. Теперь уже моя. Ощущения дома всегда было связано с ней. Даже тогда давно, когда мы были еще детьми. И боль от потери этого чувства тогда сожгла моё сердце, сделав его на долгие годы куском черного, мертвого камня.

      Когда я увидел её впервые, всю такую чистенькую и ухоженную, хорошо пахнущую малявку, которая сидела и болтала ногами на красивом стуле в роскошном кабинете её отца, то жутко захотелось её стукнуть. Так, чтобы в этих словно мультяшных зеленых глазках появились слёзки. За то, что скривила свой хорошенький носик, почуяв, как мы пахли. Еще бы, долбаная принцесса не привыкла, что от кого-то может разить, как от отбросов! Швырнуть бы её на ту помойку, где мы жили, посмотрел бы я на неё в первую же ночь, когда вокруг начинают шастать крысы и собаки - такие же голодные и грязные, как мы. Стала бы она кривиться, когда её одежда и тело пропитались бы насквозь той же вонью? Хотя такой, как она, и суток не продержаться в этом месте. Её тут же срисовали бы старшие бродяги и продали бы какому-нибудь извращенцу, которые вечно рыскают по улицам в поисках свежего «мяса». Я помню, как меня передернуло от этих мыслей при воспоминании о собственном опыте, и стало почему-то стыдно. Мне повезло, что я уже был достаточно взрослым, когда столкнулся с таким ублюдком, и что он не ожидал во мне той силы, которая проснулась в тот момент, когда он попытался поиметь меня, накормив и подпоив пивом. Урод сдох, захлёбываясь своей кровью с удивленным выражением лица. Я даже и не думал испытывать угрызения совести по поводу его смерти. Наоборот, я обыскал его одежду и забрал все ценное, что смог найти.

      Но у такой, как она, не было бы шансов. В лучшем случае её растерзанное тельце нашли бы утром те же собаки и крысы. И это было бы милосердным выходом. В противном случае она могла стать живой игрушкой для какого-нибудь подонка на долгие годы, а когда подросла, то её перепродали бы на панель или просто выкинули обратно на улицу.

      Это была та реальность, в которой я жил. А эта маленькая принцесса наверняка даже и понятия не имеет о подобных вещах. Как и о голоде, и о холоде. Живет тут, окруженная всеобщей заботой и обожанием, и кривит лицо при виде таких, как я.

      Услышав предложение её отца, я одновременно обрадовался и разозлился. Обрадовался, что этот огромный и сильный мужик не какой-то там гребаный педофил. А взбесился из-за того, что он притащил нас в свой роскошный дом, чтобы мы стали прислугой для его чистенькой доченьки. Практически рабами этой избалованной малявки.

      Но заставил себя смириться. Впереди зима, так почему бы не пересидеть в тепле и сытости, подыгрывая этим богатеньким идиотам? И я согласился, хоть на самом деле даже не думал и пытаться.