Лилия между тернами

Римман опять накрыл меня своим телом, властно вклиниваясь между моими брыкающимися ногами. Я ощутила полный контакт наших обнаженных тел и то, как его плоть уперлась прямо напротив моего входа. Зажмурив глаза, я запретила себе думать об этом и все продолжала выворачиваться из-под него.

Римман зарычал в мои губы. В ответ я укусила его. Рык стал громче, и губы мужчины жестко атаковали мой рот, не обращая внимание на вкус крови и моё слабеющее сопротивление. Руки Риммана блуждали по моему телу буквально везде, оставаясь необычайно нежными, в противоположность агрессивности его рта. Его бедра изгибались и позволяли его твердой плоти скользить по моим предательски повлажневшим складкам, принуждая присоединиться к нему в этом примитивном танце вожделения, наплевав на любые доводы разума.

И я сдалась, ненавидя себя и проклиная Риммана. Из меня стали вырываться низкие, хриплые стоны, а ноги сами обхватили бедра мужчины, вдавливаясь в него еще сильнее. Римман, ощутив мою капитуляцию, торжествующе прорычал что-то в мои губы и вдруг резко соскользнул вниз.

За один вдох его рот сместился к моим нижним губам и впился в них таким же агрессивным поцелуем, каким он секунду назад терзал мой рот. Взрывная судорога выгнула моё тело раньше, чем я смогла даже осознать его перемещение. Я билась и кричала, выпуская наружу боль, неудовлетворенность и ярость, а Римман продолжал своё безжалостное нападение на моё естество. Когда до этого он ласкал меня там пальцами, я теряла себя от удовольствия. Но сейчас, когда его рот впивался в меня так отчаянно бесстыдно, я лишилась рассудка окончательно. Моё тело выгибалось снова и снова, следуя жесткому ритму его губ и языка, пока вместо стонов не стали вырываться только жалкие рыдания.

— Рим… пожалуйста… — едва смогла выговорить я.

— О чем ты просишь меня, моя принцесса? — прорычал он у моего лона.

— Я не могу больше… Остановись.

Римман поднял голову и посмотрел мне в лицо горящим неприкрытым голодом взглядом. Мои веки едва поднимались, а глаза застилали слёзы. Поднявшись надо мной, Римман освободил мои руки. Потом перевернул моё безвольное тело на бок и вытянулся за спиной, располагая свою окаменевшую, раскаленную плоть в ложбинке между моих ягодиц. Укрыв нас одеялом, Римман прижал меня к себе и уткнулся носом в затылок.

— Спи, Ники, — приказал он, и я мгновенно отключилась.

Глава 8

Я просто открыла глаза в яркое, солнечное утро. Не было ни страха, ни кошмаров. Я спокойно проспала эту ночь. Впервые за много лет. Тело было наполнено каким-то странным ощущением, напоминающим тягучую, ленивую сытость.

Я была в постели одна. Подняв глаза вверх, я натолкнулась на кожаный ремень Риммана, закрепленный на витой спинке кровати, и горячий спазм скрутил низ моего живота. Все картины и ощущения, которые заставил пережить меня Римман, наводнили мой мозг, яркие и настолько реальные, что моё дыхание мгновенно сбилось, а между бедер стало мокро.

— Я же говорил, Ники, что тебе это будет нравится, — пророкотал низкий голос Риммана от двери.

Он стоял в проеме, как всегда шокируя шириной мощных плеч, и вытирал мокрые волосы полотенцем. И, собственно, ничего, кроме этого полотенца на голове, на нём больше и не было. Нет, конечно, голое тело в мире перевертышей не было такой уж редкостью. Да и вчера я уже видела его обнаженным, правда мельком и в темноте, да и, прямо сказать, соображала в этот момент я не особо четко, но все же.

Но почему-то вид тела Риммана без одежды заставил меня не просто смутиться, а прямо-таки сгореть от стыда. И больше всего именно от того, что я на него пялилась и никак не могла заставить свои бесстыжие глаза оторваться от его смуглой кожи и того, как под ней перекатываются мускулы от самых простых движений. На его теле не было никаких родинок или пигментных пятен, а татуировки на перевертышах не держались — сходили после одного-двух оборотов.

Перевертыши вообще не уроды и сложены обычно очень хорошо. Но в Риммане было нечто завораживающе-пугающее. Каждая сухая мышца и резкий изгиб его громадного тела просто кричали о его неоспоримой смертоносности, первобытной, неприручаемой дикости и необузданной силе, что буквально кипела в нём.

И моя звериная сущность однозначно признавала в нем сильнейшего самца и желала прогнуться перед ним, подчиняясь и одновременно соблазняя, желая обладать им и принадлежать ему одновременно.

Моя грудь заболела, а внутренности скрутила уже знакомая потребность. А Римман стоял в дверях и продолжал смотреть на меня. И в этот момент я впервые смогла наблюдать за тем, что наступающее возбуждение делает с мужчиной. И как идиотка уставилась на пах Риммана, хотя повторила себе наверное сто раз, что должна отвернуться.

— Принцесса, — прорычал Риман насмешливо и шагнул ближе, — будешь так смотреть, и я решу, что ты хочешь испробовать меня на вкус.

Его уже жестко покачивающийся член оказался прямо передо мной, и тут я, опомнившись, отшатнулась.

— Нет! — с испугом посмотрела в лицо Риммана.