Лилит. Кукла из вечной тьмы

– Плевать мне, ее это постель или нет. И ты тоже наплюй. Тут будет удобно – это главное. Не в твоей же сиротской кроватке нам этим заниматься.

Она улеглась на спину и весело увлекла его за собой, уложила на себя, сама все сделала, обхватила ногами, впилась в его губы. Она не только умеет разрушать, не только! Она способна залечивать раны. И она должна была это сделать, пока ржавчина воспоминаний о том, что ее брат увидел с той пожарной лестницы, не погубила его. Пока он не замучил себя воспоминаниями до смерти. Закрыв глаза, Лилит знала: то, что сейчас произойдет с ним, между ними, что уже происходит, навсегда вытолкнет гадкие воспоминания из его памяти. Но ей и самой оказалось приятно – у мальчишки неплохо выходило для первого раза, очень неплохо…

…Он влюбился в нее десятилетним мальчиком, он обожал ее подростком, он ревновал ее молодым человеком, когда видел с другими парнями, и понимал, что они получают то бесценное, что никогда не достанется ему. Но оказывается, он ошибся. И теперь они лежали обнаженными вместе, едва заморившими червячка, что касалось любви, желания, страсти. Пир был впереди. Но утоление первого голода с ней ни с чем сравнить было нельзя. Такое остается навсегда. Лилит потянулась, извернувшись кошкой, зажмурилась и отчаянно, тоже по-кошачьи, зевнула. Она разлеглась на постели их матери, разбросав руки, а он целовал и целовал ее – губы и шею, плечи и грудь, бедра и живот… В считаные минуты он стал счастливым невольником этой женщины.

И похоже, ей нравились его ласки.

– А ведь мне было хорошо с тобой, – честно призналась она. – Я даже не ожидала.

– Почему? – не понял он.

– Почему? – рассмеялась она. – Да по кочану, Саввушка. Ты мой единокровный младший брат. Представляешь? Узнай кто об этом, тебя бы в интернат отдали, а меня бы в тюрьму посадили за развращение малолетних. Ну, может, не в тюрьму, тебе уже шестнадцать. Но что-нибудь плохое со мной бы точно сделали. Ладно, не бери в голову. – Она потянулась к нему, чмокнула его в губы. – Хочешь еще?

– А ты?

– Я хочу. И кстати. Я тебя другим позам научу. Ну так, ради разнообразия. Много чему научу…

– Давай…

Еще через полчаса на той же постели, тесно и нежно переплетясь с сестрой ногами и руками, Савва спросил:

– Почему тебя назвали Лилит? Почему не Лиля? Я никогда не спрашивал об этом…

– А-а, – усмехнулась она. – У меня тоже есть своя история. Была древняя богиня Лилит. Восточная богиня чувственной любви, разрушительница и поработительница мужских сердец. Что-то вроде того. Это отец поляк настоял, которого я ни разу в жизни не видела. Бегунок. Так его родную бабку-полячку звали. В честь этой бабки Лилит Вотецки меня и назвали. Матушка наша была юной и пошла у него на поводу. Пошутили так. Шутнички. Ну, в деревне-то меня все Лилькой звали, это ясно.

– Тебе подходит, кстати. Я насчет богини-поработительницы.

– Правда, что ли?

– Ага.

Сестра прыснула:

– Ну вот, тогда получите и распишитесь. И нечего меня травить: ты такая, ты сякая, да с дурным характером, да чересчур любвеобильная. Любите такой, какая есть, и баста.

– Я буду.

– Что?

– Любить такой, какая ты есть.

– А-а, ладно, принимается. – Она провела ладонью по его щеке. – Я где-то читала, Савка, что у этой богини Лилит был свой танец.

– Какой танец?

Зеленые глаза рыжеволосой сестры лукаво сверкнули.

– Соблазнения. Там было что-то восточное, под барабаны. И я сама выдумала его. Давно уже. Каждое движение. Однажды я станцевала этот танец перед парнями, правда, в купальнике, на пляже… Они потом на коленках за мной ползали. Честное слово. Руку и сердце предлагали. И много чего еще, о чем не говорят, чему не учат в школе…

– Ты сказала «правда, в купальнике». А как надо?

– Голышом, конечно.

– Станцуй для меня.

– Сейчас?

– Да! Пожалуйста. Я тоже на колени встану.

– Не надо на колени. Я станцую для тебя и так. Вот только «Болеро» Равеля поставлю. – Она быстро повернулась, сбросила ноги с постели и понеслась искать грампластинку. Как соблазнительно светилось ее быстрое тело в сумерках, окутавших комнату! Лилит открыла патефон, включила его, положила пластинку на плотный резиновый диск. Обернулась:

– Ты готов, Саввушка?

Он тоже сел на постели.

– Да.

Игла коснулась винила, пошло шипение, а потом вступили один за другим флейта, кларнет и фагот. А за ним – гобой и труба с флейтой. И обнаженное сильное тело Лилит стало входить в эту удивительную, тягучую, волшебную музыку, и перед завороженным Саввой стало рождаться волшебство…

Танец был долгим, но он и дышать забыл, пока смотрел на свою Лилит, которую уже не просто любил и обожал – теперь он боготворил ее. Глядя на него, разрумянившись, в какой-то момент она прервала долгий танец и в такт музыке, огненно-рыжая, пылающая, двинулась к их постели. И такой вот тигрицей, опасной и влекущей, забралась на постель, а потом и властно опрокинула его, Савву, на спину; сев на юношу сверху, она под музыку, что набирала темп, поплыла на нем, продолжая танец языческой богини…