– У вас жены нет, конечно?
– Были жены – сейчас нет.
– И сколько их было, интересно?
– Двести пятьдесят четыре, – как ни в чем не бывало ответил он.
– Ого! – Она даже остановилась.
– Вот именно – «ого». Ну, это за всю историю моего несчастного пребывания под солнцем. Не считая связей на стороне, как вы понимаете.
– Ну разумеется, конечно, я понимаю. А сколько было связей на стороне?
И вновь он вынырнул перед ней как из-под земли, но уже не с колбами, а с ретортой, похожей на стеклянную прямую кишку.
– Не считал. – И вновь испарился. – Много чести!
Очень скоро ожил телефон.
– Алло? Да, сейчас открою… Он приехал.
– Кто, Болтун?
– Зовите его Анастас Прокопович. Так будет приличнее.
– Ладно.
Злыдень убежал открывать брату, а Лиза отыскала большое настенное зеркало в человеческий рост и встала перед ним. «Кто я теперь? – думала девушка. – Сколько процентов у меня от одной женщины и сколько от другой? Конечно, Лилит торжествует, и поспорить с ней никто не может. И все-таки?» А ведь еще в ней жила Лика Садовникова, и вот той было куда больше, чем мелкой полисменши, потому что в теле Лики с толикой ее души Лилит долго творила неописуемые вещи: соблазняла мужчин, хватая новых и оставляя за бортом ненужных. Была циничной и жестокой. И потакала не только прихотям Лилит Стрельцовой, которой и являлась на самом деле, но и страстям несчастной Лики Садовниковой, так беспощадно убитой проклятым кукольником в постели Андрея Крымова. Тот-то и впрямь любил ее и после того, как она бросила его, мечтал ее вернуть. Вернул – и потерял. Но теперь уже она найдет его и вернет. Влюбит его в себя – искупит перед ним вину. А вот откроет ли она, Лилит, Крымову, кто она на самом деле, – тут надо будет еще подумать. Человеческая психика – хрупкая ткань: потяни чересчур сильно, и порвется в два счета.
Провернулся ключ, и дверь в лабораторию живо открылась. Лиза обернулась: они вошли одновременно, и директор конторы запер, как и в первый раз, лабораторию изнутри.
– Ну, давайте знакомиться! – бодро произнес его брат-близнец.
– Давайте, – вышла из-за стола Лиза.
Он был таким же кудрявым, бледным, с такими же блестящими выпуклыми глазами, с ямочкой на подбородке, но – жизнерадостным и веселым. И заметно полнее. Намного полнее. И костюм у него был совершенно дорогой, с отливом, наверное от Армани или от Бриони.
– О, да она красотка! – воскликнул Анастас Прокопович, подходя к девушке.
– А вы Болтун, да?
– Он самый, деточка! – всплеснул руками жизнерадостный близнец. – Он самый. Прошу любить и жаловать!
Он протянул ей руку с дорогим перстнем на безымянном пальце. Она осторожно пожала его ледяную безжизненную кисть.
– Рука у вас холодная, как у покойника, – заметила Лиза.
– Я в каком-то смысле и есть покойник! – весело рассмеялся Анастас Прокопович. – Столько жить – обалдеешь! А вы язвочка та еще!
– Я же говорил: языкатая особа, – кивнул на нее Злыдень.
– Ну и отлично, симпатичная и языкатая. Значит, хорошо работает язычком, да, лапочка?
– И не мечтайте, – с легким отвращением отрезала Лиза.
– И не собираюсь – это я так, к слову. У меня есть пара милых ведьм, тоже покойниц, которые обслуживают меня, как я люблю.
– А вы похожи, – заметила Лиза. – И впрямь близнецы. Только кто-то слишком много ест.
– Да, грешен, – похлопал себя по животу Болтун.
– А костюмчик от «Армани» или от «Бриони»? – поинтересовалась Лиза. – Какие бренды сейчас покойники носят?
– Ну, не знаю, какие костюмы носят другие покойники, думаю, как правило, самые дешевые, какие не жалко в гроб класть, вот как мой братец, а я так ношу от Кельвина Кляйна. А как еще должен одеваться генеральный директор фармацевтического исследовательского института «Эскулап»? Вот именно так, как я.
– В сущности, я готов, – сказал из-за стола сдержанный Злыдень.
– Отлично! – Болтун растер холеные руки с перстнем на правой и кивнул Лизе: – Идемте!
Она двинулась за модным пухляком. Они обошли стол. За другим столом, надев очки и держа в руке тончайший скальпель, стоял Злыдень. Перед ним на широком стекле в прозрачной стеклянной миске лежало яблоко, которое сюда и доставила Лиза.
– Вот оно, да? Наше яблочко? – восхищенно и с вожделением пропел Болтун. – Как оно прекрасно! Дарующее столь многое! Из рощи, посаженной тысячи лет назад! Поспевающее тысячи лет! Первый плод! Самый вкусный и самый сладкий! И самый роковой! Да-а! Мы меняем историю, братец!
– Меняем, братец, – сухо кивнул Злыдень.
– А как мы меняем историю, братцы-кролики? – поинтересовалась Лиза. – Объясните дурочке из переулочка?
– Всему свое время, – поднял указательный палец Болтун. – Терпение – мать учения.
Тут же на стекле стоял горшочек с намертво увядшим кактусом. На него даже смотреть было тошно и больно, таким жалким и убитым он смотрелся.
– Как ты довел растение до такого состояния, Сёма? – спросил Анастас-Болтун у брата. – Или это часть нашего хитрого эксперимента?
– Именно так, – ответил тот. – Я в него добавлял кислоты.
– Мичуринец, – рассмеялся Болтун. – Ладно, действуй. Стоп! А ты не думаешь, что разрез от скальпеля будет слишком широким? Может быть, лучше иглой?